Роберт Мейсон - Цыпленок и ястреб

Я получал массу практики. Я научился очень хорошо летать в строю и на предельно малой. Повторяя все снова и снова, я научился действовать даже тогда, когда был перепуган до усеру. Я стал эффективным, оцепеневшим, отупевшим. Я узнал, что каждый может приспособиться ко всему; тебя будут интересовать лишь детали работы, какими причудливыми они бы ни были.

В ходе своего обучения должности командира я летал с разными пилотами, но по большей части с Лизом. Он научил меня разным штукам, которые потом не раз и не два спасли мне жизнь.

Мы вылетели на эвакуацию, чтобы подобрать десант, который высадили днем раньше. Услышали, как вертолеты во главе строя начали сообщать о попаданиях. Лиз объявил готовность пулеметчикам и сказал мне:

— Увидишь цель — сообщи.

Я слегка положил руки на управление; к тому времени для меня это уже стало абсолютно автоматическим рефлексом.

Наша рота — 16 машин — шла последней. Все пехотинцы уже отбежали от деревьев и сгруппировались по восемь человек. Сегодня на борт можно было брать восьмерых. (Точное количество зависит от плотности воздуха, на нее влияют температура, влажность и высота. Чем жарче и больше высота, тем разреженней становится воздух и тем меньше делается грузоподъемность. Этот предел вычисляется ежедневно).

Но тут случилась хуйня. После того, как каждый экипаж взял на борт восьмерых, остались четыре человека — они бегали между вертолетами и все их заворачивали. Увидев это, Лиз немедленно просигналил им, чтобы они бежали к нам. В замешательстве они подбегали то к одной машине, то к другой. Все были на нервах. Четырем "сапогам" очень не хотелось остаться на земле. Ричер выскочил наружу и замахал. Наконец, они поняли, что от них хотят и вернулись. Я не понимал, на что надеется Лиз. У нас уже были восемь человек на борту. Мне пришлось полетать на вертолете, который в подобный день чуть ли не скреб по верхушкам. Взять двенадцать было немыслимо. Умение, удача, опыт — в такой день ничто не поможет поднять с земли двенадцать "сапог".

Как только они втиснулись в вертолет, Лиз прибавил газу. Я почувствовал, как под винтом растет давление воздуха — и перегруженная машина медленно поднялась с земли. Лиз радировал Уильямсу, что мы сумели взлететь. Пока рота поднималась в воздух, Лиз оставался в висении. Я бросил быстрый взгляд на индикатор мощности. Он был, конечно, сломан, иначе не показывал бы, что мы используем ту мощность, что есть, на 105 процентов. Рота ушла за линию деревьев, я услышал, как они стреляют по джунглям, потом донеслись сообщения о попаданиях — и мы остались одни. Лиз мягко наклонил нос "Хьюи", дав ему разогнаться над землей, чтобы набрать подъемную силу. Он держался над травой, даже когда мы сблизились с деревьями. Приборы показывали, что мы используем мощность без остатка и места для нас больше не оставалось. Но потом он каким-то образом добавил еще. Вертолет застонал и поднялся над деревьями. Я почувствовал рывок, когда полозья задели верхушки. На взлете рота повернула влево, но Лиз двинулся вправо. Я следил за полянами и кустами, высматривая вспышки или дым, но ничего не видел. Мы набирали высоту куда медленней, чем обычно. Понадобилось много времени, чтобы достичь безопасной высоты, но нам это все же удалось.

— Откуда ты знал, что вертолет на такое способен? — спросил я.

— Очень просто. Это машина Ричера, — ответил Лиз.

— Ничего не понял.

— Единственная машина в нашей роте, способная столько поднять. Так, Ричер?

— Именно так, сэр. Даже еще больше, — зашипел у меня в шлемофонах голос Ричера.

Ричер сделал кое-какие тонкие, неуставные доработки в двигателе. Раньше я не летал на этом вертолете — Лиз придерживал его для себя — и все это стало для меня новостью. Учебный фильм, который я видел, доказывал, что подобное сработать не сможет, но оно сработало. На протяжении следующих двух месяцев этой машине предстояла бурная карьера. Она спасет массу жизней, пока я ее не уничтожу.

Может, вертолет и был мощнее прочих, но все же требовалась масса опыта, чтобы понять, где лежит предел и как выскрести абсолютно все до этого предела. У Лиза очень хорошо получалось это определять. Он был настоящим кладезем всяких трюков. Именно Лиз объяснил мне, что наша позиция в строю фиксирована лишь по горизонтали. Ты можешь — и он показал это несколько раз — уходить вниз или вверх, и строй от этого не разрушится. Он начинал быстро перемещаться вверх-вниз, оказавшись под огнем. Заходя на посадку в горячей зоне, он давил на педали, заставляя вертолет вилять хвостом. У Лиза была теория, что любое резкое движение машины сбивает с толку вражеских стрелков. Я тоже приучился это делать. Неважно, помогало ли такое на самом деле. Я считал, что помогало. Мне было чем занять себя в ситуациях, казавшихся безнадежными.