Владимир Першанин - Штрафник, танкист, смертник

— Выдали. Для боя.

— Чего ты брешешь, рожа фашистская! А чего возле убитых танкистов стоял?

— Случайно. Так получилось, — ефрейтор добавил еще какие-то слова, которые я не понял.

— И в Россию случайно забрел. Наших людей вешать и мордовать. Танкистов раненых резать.

Я понял, что Таранец завелся не на шутку. Я подозвал Федотыча, но опоздал. Старший лейтенант, не целясь, с пояса, выстрелил три раза подряд из трофейного «парабеллума» в здоровяка ефрейтора. Остальные немцы отшатнулись. Федотыч и я схватили ротного за руки, но он, отпихнув нас, сунул пистолет в карман комбинезона.

— Уберите лапы. Я вам девка, что ли? Леха, спроси у гауптмана, эсэсовцы среди пленных есть?

Я спросил, и капитан, кривя дрожащие от напряжения губы, стараясь не показать страха, ответил, что все они из войск вермахта. Эсэсовцев среди них нет. За свои слова он отвечает. И вообще, эсэсовцы в плен не сдаются. Гауптман был молод, лет двадцати пяти. Наверное, только этим можно было объяснить необдуманную фразу насчет смелых эсэсовцев, не сдающихся в плен. Если бы я перевел дословно, Антон, еще не остывший, мог пристрелить и гауптмана. Но я сгладил ответ, сказав, что часть не эсэсовская, и напомнил ротному, что среди фрицев есть раненые. Пусть перевязываются, а нам пора.

Я рассказываю подробно об этом эпизоде, желая показать сложность отношений к врагам. Глупо изображать вышедших из боя командиров и бойцов добряками или великодушно улыбающимися победителями. Мы много насмотрелись, и скажу, что этим двум десяткам немцев повезло. Они успели вовремя сбиться в кучу и поднять руки. Такой садистской жестокости, как у фашистов, в наших ребятах не было. Часто бывала безжалостность, вызванная ненавистью и чувством мести. Но мы никогда бы не додумались утопить пленных живьем в проруби, как это сделали фашисты в феврале при отступлении на реке Ворскла. В общем, на войне слово «жестокость» имеет много смыслов. Она присутствует всегда. Но скатиться до садизма — уже другое. Тут надо чувствовать себя сверхчеловеком, а нас принимать за быдло. Кстати, это слово возродится в языке «новых русских» в девяностых годах, спустя полвека после войны, и широко используется сейчас. По их классификации, я тоже быдло. Правда, старое, не годное для работы на них. А ордена и медали, которые мы получали вместе с ранениями в той войне, они коллекционируют, скупая у нищих стариков или вдов. Модно сейчас советские ордена коллекционировать.

Наступление на нашем участке фронта протекало тяжело. За пять дней мы прошли километров двадцать. Брали и оставляли высоты, поселки. Кроме мощных укреплений, приходилось вступать в бой с новыми немецкими частями, которые срочно перебрасывали против нас с других направлений. Семнадцатого июля мы были вынуждены остановиться, не сумев прорвать особенно сильный участок обороны. Огонь орудий был настолько сильный, что, казалось, рев не смолкает ни на минуту.

Кроме противотанковых пушек вели огонь тяжелые дальнобойные орудия, калибра двести с лишним миллиметров. Огромные снаряды весом более ста килограммов прилетали с большого расстояния и падали сверху, словно авиабомбы. Разброс их был велик, они оказывали скорее моральное воздействие. Тишина, отдаленный треск пулеметов, и вдруг с неба валится «чемодан». Грохот, воронка шириной метров семь. Люди всматриваются в небо, но немецкой авиации не видно. Однажды эти пушки, наведенные самолетом-разведчиком «рамой», раздолбили дорогу, переправу через болотистую низину, уничтожили несколько грузовиков.

Воронки были настолько глубокие, да еще заполненные водой, что саперы трудились день и ночь, восстанавливая дорогу, строили дамбы. Колонны были вынуждены делать крюк километров пятнадцать. Во время обстрела прямым попаданием был разнесен на куски джип с тремя офицерами оперативного отдела корпуса. При них были карты, секретные документы. Некоторые видели, как джип словно растворился в воздухе в столбе мощного взрыва. Но особисты и комендантская рота более суток искали останки людей и железяки от машины. Поиски прекратили лишь после того, как обнаружили оторванную руку одного из офицеров и скрученные куски машины, по которым определили, что джип никуда не пропал, а был, действительно, разорван снарядом.

Это — мелкие эпизоды. Больше хлопот доставляли встречные контратаки, мощные укрепления, немецкая авиация. Я видел обстановку глазами командира танкового взвода. А в целом, уже опираясь на исторические документы, хочу в нескольких словах описать то, что происходило в те дни на участке наступления нашей шестьдесят третьей армии.