Владимир Першанин - Штрафник, танкист, смертник

На рассвете с двух сторон пошли в наступление танки и самоходки с десантом. Мне дали во взвод легкий Т-60. «Фердинанд», закопанный в землю, подбил два танка, идущие впереди. Таранцу приказали зайти с тыла, уничтожить «фердинанд» и остальную артиллерию. Мы сделали порядочный крюк. Шли на скорости, но Мишу Худякова это не спасло. Второй «фердинанд» ударил машину младшего лейтенанта в лоб.

Говорят, многие люди предчувствуют свою гибель. Девятнадцатилетний младший лейтенант Миша Худяков был с утра весел, шутил. Он, наверное, даже не почувствовал, что с ним произошло. Снаряд калибра 88 миллиметров врезался в башню. Танк сразу взорвался. Башню отбросило прочь, а из круглого отверстия, плескаясь, бил в небо столб огня и дыма.

«Фердинанд» разбили самоходные установки СУ-122. Выползая поочередно, они посылали тяжелые фугасные снаряды и снова скатывались в укрытие перезарядиться. Взрывом свернуло пушку «фердинанда». Когда из укрытия появилась шестидесятитонная туша самоходки, пытаясь уползти, ее засыпали градом снарядов. Машина запылала. Первосортный бензин, сделанный из румынской нефти, горел хорошо. А через несколько минут туша, гордо именуемая немцами «танк-истребитель», взорвалась. Фрицы начали отступать. Второй «истребитель» подожгли ребята из батальона капитана Малышева.

Мы наконец взяли этот поселок и вышли к западной окраине. Оставленные для прикрытия штук шесть 75-миллиметровок не могли остановить катящийся вал. Подчиняясь дисциплине, немцы вели огонь едва не в упор, сумели подбить два наших танка и были расстреляны, раздавлены. Из пулеметов добивали убегавших артиллеристов. За селом, медленно пятясь, огрызались редкими выстрелами два Т-4. Прямо на нас вылетели десяток грузовиков и несколько тягачей. Впервые мы могли расплатиться за трехдневные ожесточенные бои, в которых погибли сотни пехотинцев и половина танков бригады. Били по грузовикам, по гусеничным тягачам, облепленным людьми в серо-голубых куртках. Неплохо сработал Т-60 с 20-миллиметровой автоматической пушкой. Трассирующие снаряды разбивали моторы грузовиков, простегивали насквозь деревянные кузова, набитые артиллеристами и пехотой. Те, кто убегал, надеясь укрыться в прибрежном леске, почти все были убиты.

Десятка два немцев, подняв руки, быстро сбились в кучу. Они понимали, что в горячке боя одиночек перебьют и раздавят. А сдавшуюся в плен группу, может, и не тронут. Я впервые видел, чтобы двадцать с лишним немцев стояли с поднятыми руками. И дело даже не в их храбрости. Фрицы редко сдавались в плен, будучи уверены, что их все равно ждет смерть. Играла свою роль пропаганда Геббельса, да и немцы оставили слишком много смертей, упоенные удачами сорок первого и сорок второго годов. Они понимали, что после всего, что натворили, рассчитывать на пощаду трудно.

Этих мы не тронули, но трех-четырех солдат, торопившихся издалека присоединиться к сдавшейся кучке, постреляли десантники. Антон Таранец выскочил из люка, спрыгнул вниз и позвал меня. Несколько минут молча разглядывал пленных. Старший из них, капитан, спросил, можно ли опустить руки.

— Оружие есть? У кого имеется, бросайте.

Я перевел. На траву полетели штыки, запасные магазины, патроны россыпью. Крепкий рослый ефрейтор бросил кинжал. Другой немец осторожно положил две гранаты и, оправдываясь, сказал, что совсем про них забыл. Антон Таранец зло и неприязненно рассматривал здоровяка ефрейтора, потом приказал принести кинжал и обыскать пленного. Бегло проглядел солдатскую книжку, еще какие-то бумажки, несколько фотографий. Лицо моего друга багровело. Я подумал, что это снимки казни наших людей (раньше я видел подобные фотографии только в газетах), и невольно заглянул через плечо. Антон сунул мне стопку довольно качественных снимков.

Кучка обнявшихся солдат возле памятника «Тысячелетие России» в Новгороде. Еще фотографии возле Софийского храма. Группой, во главе с офицером, по двое, поодиночке. Улыбающееся лицо ефрейтора. Были и другие снимки. Два разбитых, сгоревших танка Т-26. Возле одного лежал убитый танкист, ноги второго виднелись из-под корпуса. Таранец выдернул фотографии у меня из руки и спросил у ефрейтора:

— Артиллерист? Эти танки ты подбил?

Немец, побледнев, быстро заговорил, что он пехотинец. Инфантерия. Он не стрелял по танкам. У него была лишь винтовка.

— А танкистов добивал? Вот этим ножом! — Таранец вертел в руке кинжал с длинным обоюдоострым лезвием и орлом на рукоятке. — Это ведь не штык, а эсэсовский стилет. К винтовке его не примкнешь, хлеб тоже не порежешь. Пленных добивал?