Александр Лысёв - Не отступать! Не сдаваться!

Егорьев стоял и смотрел, как собираются конники, потом, вспомнив, что у него нет карты, спросил у одного из офицеров, где можно ее достать. Тот посоветовал Егорьеву обратиться к подполковнику. Егорьев побежал разыскивать подполковника, который оказался вместе с начальником поезда около паровоза. Лейтенант справился, нет ли у него лишней карты. Подполковник сказал, что карту он Егорьеву не даст, но сообщил, что километрах в пяти к северу отсюда проходит шоссейная дорога, по которой можно добраться до переправы через Дон. Егорьев поблагодарил подполковника, однако отправился к своему вагону отнюдь не обрадованным.

Кутейкин, Золин и Лучинков уже сидели около насыпи в полном снаряжении и при оружии.

— Именно так, — кисло улыбнулся Егорьев, подходя к ним. — Вы все правильно поняли.

И полез в вагон, чтобы забрать свои вещи.

— Лейтенант! — окликнул его Кутейкин, кивком головы показывая на траву позади себя.

Егорьев обернулся, посмотрел в указанном старшиной направлении и, увидев около Кутейкина свой вещмешок и планшетку, спрыгнул обратно на насыпь. Взяв свой нехитрый скарб и сказав старшине «спасибо», стал собираться.

Кавалеристы тем временем, выстроившись поэскадронно, рысью направились по степи на север, туда, где, по указанию подполковника, должна была быть шоссейная дорога. Когда за ними улеглась пыль, Егорьев скомандовал своим людям: «Пошли» — и вместе с ними отправился вслед за кавалеристами, к шоссейной дороге. Через час все вчетвером уже голосовали на магистрали. Поймав грузовик, забрались в кузов и покатили к переправе, по дороге обсуждая план дальнейших действий.

— Ну что, — говорил Кутейкин, восседая на штабелях газет, которые, видимо, в этом грузовике везли на фронт. — Додогонялись, товарищ лейтенант?

— Да, — вторил ему Лучинков, — Теперь нам Полесьева как пить дать не найти. Это уж сверхточно.

Золин, одной рукой держась за задний борт грузовика, а другой поглаживая лежавшую у него на коленях винтовку, молча качал головой.

— Что же делать, братцы? — убитым голосом спросил Егорьев.

— Не знаю, — отвечал Кутейкин. — Надо было направиться вместе с кавалеристами. А теперь что: командировочных у нас нет, продовольствие кончается, куда ехать — неизвестно. При первой же проверке документов нас задержат и сочтут за дезертиров.

— Но мы ведь… — начал Егорьев.

— А что ж вы думали, лейтенант, — таким тоном, будто дело его не касалось вообще, продолжал Кутейкин, — время военное, а со всякими не церемонятся. Расстреляют — и все. Я вам серьезно говорю.

Произнося подобные речи, Кутейкин в душе подсмеивался над лейтенантом, изрядно докучавшим ему в дороге своими лозунгами и постоянно твердившим о скором победоносном завершении войны, о неустойчивости духа немецкого солдата, об исчерпанных военных ресурсах гитлеровского вермахта.

Нельзя сказать, что Кутейкин не хотел скорейшего завершения войны — он, без сомнения, желал этого. Но будучи человеком уже умудренным фронтовым опытом и встречавшимся с врагом лицом к лицу, видел истинное положение вещей и лучше кого-либо знал, что до победного завершения войны еще ох как далеко, гораздо дальше, чем отсюда до Берлина. Поэтому-то старшина и решил несколько поднапустить страху на Егорьева, у которого все было просто: приехали, сразу в атаку, врага разгромили — и по домам. «Посмотрим, каков ты на самом деле», — думал Кутейкин, глядя на лейтенанта. Однако он тут же убедился, что чересчур сгустил краски: Егорьев, побелевший как полотно, смотрел на старшину, будучи не в силах вымолвить ни слова.

— Вы… вы это серьезно? — наконец выдавил из себя лейтенант.

Краем глаза глянув на Лучинкова, старшина еще раз подумал, что хватил через край. Лучинков нервно заерзал на штабелях газет, стараясь унять вдруг охватившую его дрожь. Сглотнув слюну, комом застрявшую у него в горле, он выпучил на Кутейкина глаза и чуть ли не закричал:

— Ты это брось, старшина. Не шути так, слышь… Так не шути, пожалуйста!

Кутейкин удовлетворенно посмотрел на Лучинкова и, решив, что отбил у него охоту впредь рассказывать разные истории, подобные той, что поведал он тогда на станции и где, по мнению старшины, все же содержался намек на него, Кутейкина, почесал рукой шею и успокоительно сказал:

— Но я все-таки думаю, что нас не расстреляют.

— Так что же вы предлагаете? — спросил уже более уравновешенно Егорьев.

— Вы, однако, шутник, старшина, — приходя в себя, стер пот со лба Лучинков.