Александр Лысёв - Не отступать! Не сдаваться!

— Так точно, — отрапортовал Пастухов.

— Очень хорошо, очень хорошо. — Полесьев уселся за стол. — А почему карта не там где надо? — Полесьев указал на карту, оставленную старшим лейтенантом.

— Виноват. — Пастухов поспешил упрятать карту в планшет.

— Очень хорошо, очень хорошо, — опять проговорил Полесьев, барабаня пальцами по столу.

— Что хорошо? — вставил реплику Кутейкин, стоявший у входа.

— А вы идите, старшина, — повернулся ротный к Кутейкину. — Подождете меня в окопе, здесь вам делать нечего.

Кутейкин вышел.

— Хочу вам напомнить, лейтенант Пастухов, — обратился Полесьев к взводному, вставая из-за стола, — что с этого момента вы исполняете обязанности командира в боевых условиях. Вы обороняете участок фронта, и спрашивать с вас будут соответственно. Имейте это в виду!

Пастухов выпрямился, но тут же стукнулся головой о потолок. Полесьев, посмотрев на бревна наката, перевел взгляд на потиравшего макушку Пастухова, усмехнулся и собрался уходить.

— Разрешите обратиться, — шагнул вперед Егорьев.

— Чего обращаться, — прервал ротный лейтенанта. — Вы завтра направитесь в штаб батальона. Там придумаем что-нибудь, без должности не останетесь.

И Полесьев скрылся за дверью.

Четвертый взвод обустраивался на новом месте. Солдаты располагались в землянках, разговаривали с бойцами еще не покинувшей своих позиций роты, занимавшей здесь оборону до них. Вскоре роту отвели за передний край, и этот участок уже полностью перешел «во владение» Пастухова и его людей.

Лучинков, Золин и все отделение под командованием сержанта Дрозда заняли освободившуюся землянку. Землянка была довольно большая, человек на пятнадцать, так что места всем хватило с избытком. Золин, поставив противотанковое ружье у входа, закинул вещмешок на верхние нары и, устало опустившись на нижние, стер со лба пот, промолвив:

— Ну вот и прибыли.

— Да, наконец-то, — усмехнулся Лучинков, усаживаясь тоже на нары.

Напротив них разместились красноармейцы Синченко и Глыба. Лучинков уже успел заметить, что эти два украинца были настолько дружны между собой, что их никогда нельзя было застать поодиночке. Где Синченко, там и Глыба, и наоборот. Синченко был здоровенный малый, чуть ли не под два метра ростом; в плечах — косая сажень. Глыба же представлял полное несоответствие собственной фамилии: маленький, худой, он был левофланговым во взводе. Сержант Дрозд за глаза называл их не иначе как «козаки днепровские», на что Синченко, однажды услыхав подобное определение, спокойно отвечал, что они не днепровские, а хуторские.

И на этот раз «хуторские» заняли нары по соседству. Остальные солдаты отделения тоже выбрали себе места. Лишь один из них, рядовой Рябовский, забрался аж в самый конец землянки и там стал раскладывать свои вещи.

— Вы что, Рябовский, — обратился к нему Дрозд, — от коллектива отрываетесь?

— Да я, — Рябовский замялся, потом ответил: — Я знаете ли, во сне громко разговариваю. Мешать, думаю, буду, так чего…

— А, ну как хотите, — удовлетворился таким объяснением Дрозд и распорядился: — Всем отдыхать!

С полчаса солдаты отделения, развалившись на нарах, отдыхали с дороги. Потом внимание всех привлекла со скрипом раскрывшаяся дверь, и какой-то человек ввалился в землянку.

— Ах, кузькину мать! — выругался человек, зацепившись ногой за порожек, и сержант Дрозд, узнав в пришедшем старшину Кутейкина, поднимаясь с койки, приветствовал его словами:

— Землянку занимает второе отделение!

— Вижу, — отвечал Кутейкин, оглядываясь кругом, и, увидав несколько свободных мест, сообщил: — Я тады к вам.

Старшина направился занимать одну из пустующих коек, а Дрозд, поглядев ему вслед взглядом, выражающим фразу: «Принесла нелегкая», гаркнул во все горло:

— Подъем!!!

Солдаты зашевелились на нарах, Кутейкин, довернувшись к сержанту, выразительно покрутил пальцем у виска. Дрозд, сам не зная отчего, еще больше распаляясь, крикнул:

— Встать!

На него сверху посмотрело несколько лиц: сонное Лучинкова, недоумевающее Золина, возмущенное Синченко.

— Чего орешь, сержант, — с какой-то обидой сказал Синченко, свешиваясь с верхних нар. — Надоел.

— Ты как разговариваешь? — вскипел Дрозд.

— А так, — спокойно отвечал Синченко. — Мало в дороге накомандовался, али как? Тут, чай, не глухие. Скажи по-человечески, а не лайся, что кобель на привязи.

— Рядовой Синченко, — сквозь зубы прошипел Дрозд. — Два наряда вне очереди на кухню!