— Что за станция? — крикнули с платформы проходившему вдоль состава железнодорожнику в черном путейском кителе и татарской войлочной шапочке.
— Сарабуз, — сердито отозвался железнодорожник.
— До Перекопа далеко?
— Далеко.
Сарабуз был узловой станцией. Отсюда шли дороги на Джанкой и на Евпаторию. Когда весть об этом географическом расположении Сарабуза разнеслась среди бойцов, многие догадались, что дальше полк не поедет, останется здесь ждать давно обещанные средства тяги. И когда вдоль эшелона понеслись команды на разгрузку, все восприняли это, как само собой разумеющееся.
Разгружаться — не грузиться. И хоть 122-миллиметровая гаубица весит без малого две с половиной тонны, столкнуть ее на землю по аппарелям для толкового расчета ничего не стоит, только придерживай. Труднее потом катить по земле, особенно если дорога разбита в пыль и колеса тонут в ней на вершок.
Только вчера орудия были приведены в порядок, вымыты, вычищены, смазаны для блеску — любо-дорого глянуть. И вот теперь на них глядеть не хотелось — пыль в один миг налипла на смазку. Стволы, лафеты, щиты — все приобрело беловатый и грязно-бурый оттенок. Огневики стирали пыль рукавами, но от этого появлялись полосы, совсем уродующие вчера наведенную красоту.
Еще до восхода солнца гаубицы были рассредоточены в соседних садах, замаскированы. Возле вагонов суетились только бойцы взвода боепитания. Как муравьи, сновали они проторенной дорожкой к сараю, стоявшему вдалеке от станции и от жилья, — таскали ящики со снарядами. Да старшина Потушаев вместе со своим кладовщиком стоял возле сваленного под раскидистой шелковицей имущества своего склада. Невелико добро — старое пораздавал бойцам еще в Одессе, а новым не обзавелся, — но и то, что имелось, надо было куда-то определить. А начальник ОВС лейтенант Солодовский все не шел, не давал команды.
— Ты стой тут, — сказал Потушаев кладовщику, — а я поищу какую-нибудь сараюшку. Видно, если сами не найдем, никто нам не найдет.
Он пошел вдоль состава, но тут внезапно, как это всегда бывает, когда самолеты летят низко, сверху обрушился рев моторов и удары крупнокалиберных пуль стремительно протопали по дороге, взбив легкую пыль. Прежде чем подумал, что делать, старшина упал и уткнулся лицом в пыль. Когда самолеты улетели, он сел, опираясь на руки, по запястья утонувшие в мягкой, как пух, пыли, и расчихался. Потом поднялся на ноги и принялся отряхиваться. Не мог он, первый франт полка (что подумают о складе, если сам завскладом будет не в порядке?), даже на минуту показаться людям в затрапезном виде. Если его таким увидят огневики, то не избежать очередной клички, почище «специалиста по подштанникам».
Потушаев не успел додумать этой своей нелегкой думы, как снова услышал приближающиеся самолеты. Теперь они летели повыше и старшина хорошо разглядел их — два «мессершмитта» с испятнанными то ли грязью, то ли специальной маскировкой фюзеляжами. Старшина увидел черные точки мелких бомб и снова плюхнулся в пыль. Бомбы рванули на путях, осколки металлическим звоном резанули по рельсам, по буксам, по колесам вагонов.
— Горя-ят! — донеслось сквозь весь этот грохот.
Старшина поднял голову и оцепенел: над последними вагонами, в которых были боеприпасы, метались языки пламени. Послышался беспорядочный треск, какой бывает, когда рвутся патроны в ящиках. Старшина вскочил, увидел, как бойцы взвода боепитания бросились от вагонов в разные стороны. Но тут же разглядел, что горит только предпоследняя в эшелоне платформа, на которой были ящики с патронами, а последний вагон, со снарядами, даже еще не дымился.
В критические минуты люди ведут себя по-разному. Одни, не задумываясь, бегут прочь, вторые мечутся, не в силах перебороть страх, третьи кидаются навстречу опасности. Человек всю жизнь может ходить в смелых или в робких, но только при внезапной смертельной опасности узнается, какой он на самом деле.
Старшина Потушаев никогда не задумывался над этими сентенциями о робости-смелости. И кинулся он к вагонам с одной мыслью, вдруг охватившей его, — отцепить. Отцепить последний вагон, откатить, спасти снаряды. Без вещевого имущества полк не перестанет быть боевой единицей, а без боеприпасов гаубицы превратятся в никому не нужные игрушки.
Перед самым его лицом с платформы сыпануло какими-то щепками. Он нырнул между колес, пополз. И вдруг увидел, что кто-то его опередил: кто-то уже стоял между вагонами, крутил сцепку. Старшина узнал начальника артснабжения полка Игнатьева, вынырнул из-под платформы, сунулся помогать ему, да только помешал, на какой-то миг задержал руки. Игнатьев выругал его, крикнул, чтобы скидывал петлю с крюка. Старшина попробовал это сделать и не смог: сцепка еще не была раскручена. И заметался глазами, что бы сделать в эту секунду. Делать было нечего, и эта необходимость ждать растянула секунды в мучительную бесконечность. Платформа уже горела вовсю, пламя перекидывалось поверху, лизало стенку вагона.
Читать дальше