Жан Лаффит - Командир Марсо

— …Еще бы, прямо целый фейерверк! Сначала я решил: ну, всем нам капут! Были, можно сказать, на волосок от смерти. Потом протопали пять или шесть километров, пока удалось найти ферму, где нам дали велосипеды. Но обиднее всего, что они зацапали наш драндулет! Там было, самое малое, десять кило взрывчатки…

В штабе батальона, при свете ацетиленовой лампы, Ролан, возбужденный, с горящими глазами, заканчивает рассказ о ночном приключении.

Увидев молодую женщину, он радостно идет к ней навстречу.

— Вот так здорово! Это ты! Как поживаешь?

Констан и особенно Пайрен сконфужены.

— Извини нас, товарищ, — говорит Пайрен.

Роз Франс — молодая женщина в голубой блузке — протягивает им руку и весело смеется.

— Я не злопамятна.

— Сказала бы хоть два слова, — говорит Пайрен, — и все объяснилось бы. Только бы назвалась.

— Ты мне и опомниться не дал.

— Ничего не поделаешь — служба, — смеется Ролан. — С Пайреном шутки плохи: бдительность у него прежде всего.

— Он прав, — говорит Роз, делаясь снова серьезной.

Она смотрит на Марсо. В брюках военного покроя, в защитного цвета рубашке с засученными до локтей рукавами, он ей кажется еще выше ростом, чем был в Бордо. Черты лица стали грубее, усы он сбрил и от этого выглядит моложе, хотя в волосах, подстриженных, как всегда, бобриком, уже появилась седина.

— Ты что-нибудь ела, Роз?

— Ничего с самого полудня. Просто умираю с голоду.

— Я тоже. От всех этих ночных переживаний у меня появился дьявольский аппетит.

Товарищи занялись поисками съестного, а испанец Рамирес — небольшого роста брюнет с бронзовым от загара лицом и огромными печальными глазами, в которых словно застыла тоска по родине, — начинает собирать разбросанное по столу оружие.

Пользуясь моментом, Роз подходит к Марсо и говорит почти шепотом:

— Я здесь по заданию партии.

— Знаю. Гастон меня предупредил. Ты должна была установить с нами связь через Бержерак.

— Да, а пришла прямо.

— Я почему-то сразу решил, что это ты.

— А ты узнал бы меня?

— Разумеется! У тебя все такие же черные волосы, только другая прическа. Ну, еще чуть-чуть пополнела, так, совсем немножко, и…

— И что?

«…и, как всегда, чертовски хороша», — хочет сказать Марсо, но сдерживается и произносит:

— …и ведь за два года нельзя забыть человека.

— Два года! — повторяет Марсо, когда товарищи, рассказав друг другу обо всех событиях дня, отправились в соседнюю комнату на отдых. Сколько воды утекло с тех пор, как они расстались!… Тогда, в начале лета 1942 года, все ожидали высадки союзников. А потом был Сталинград.

— А давно… ты приехал в Дордонь? — запнувшись, спрашивает Роз. Она чуть не сказала: «…вы приехали».

— Скоро два месяца — отвечает, ничего не заметив, Марсо. — После отъезда из Бордо, в июле 1942 года, я был вызван в Париж. Центральный комитет, по-видимому, собирался поручить мне руководство другим департаментом. Но вышло так, что товарищи, через которых я поддерживал связь с Центром, были арестованы, и мое назначение задержалось. Правда, время у меня не пропало даром: я много читал и занимался. Дело с назначением тянулось, а время шло, и я попросил использовать меня пока на военной работе. И вот к концу сентября 1942 года меня зачислили в ряды Ф.Т.П. и направили в Вогезы, потом в Нормандию и, наконец, в Савойю, где мне пришлось участвовать в боях на плоскогорье Глиер. В апреле этого года меня откомандировали сюда. Здесь надо было помочь формировать батальоны Ф.Т.П… Мне поручили сектор.

— У нас тут пошли разговоры о Марсо, — говорит Роз, — но я не была уверена, что это и есть тот самый Марсо, которого я знала в Бордо… А я все время оставалась в Дордони. Сначала пришлось налаживать связи с первыми отрядами маки, которые создавались в департаменте, а потом, когда отрядов стало много и одной мне трудно было справиться, меня перевели исключительно на партийную работу. А теперь…

— Знаю. На тебе лежит задача поддерживать связь между департаментским комитетом партии и всеми партийными организациями сектора. По военной линии ты будешь связана с товарищем Пайреном, тем, который так «гостеприимно» тебя встретил… ну и, конечно, со мной.

— Как прежде…

— Кстати, какие у тебя вести из Бордо?

— Я все время переписываюсь с матерью Бернара. Ты ведь знаешь, что я жила у нее после его казни? Так трудно было поверить, что Бернар действительно расстрелян…

— А… твой отец?