Анатолий Сульянов - Расколотое небо

— Где этот летун? Найти не можете?

Геннадий открыл дверь.

— Входи, летун, входи живей! — Не поднимаясь, профессор протянул пухлую руку и кивком указал на кресло. — Как настроение? Как нога? Ну-ка, покажи… Что ж, все идет хорошо. Правда, медленно. — Он выпрямился, вымыл руки и, напевая какой-то бодрый марш, сел за стол. Геннадий поднял глаза и встретился с его взглядом. — Осталось немного. Надо вот что сделать. Сколько лежал в госпитале?

— Почти месяц, Сергей Сергеевич.

— Да у нас столько же. Так… так… — Он поднялся, прошел по кабинету и остановился против вытянувшегося Васеева. — Медицина сделала свое дело. Теперь ей нужна помощь. Что вы улыбаетесь? Да, да, именно помощь. Нет ли у тебя чего-то такого, что бы могло встряхнуть, испугать, что ли? Другими словами, нужен положительный стресс. А?

Геннадий не ожидал подобного вопроса и стоял, не спуская с профессора глаз и недоуменно пожимая плечами.

— Ну, может, пойти на охоту и убить кого-нибудь?

— Зайца? — поспешил уточнить Геннадий.

— При чем тут заяц? — Профессор недовольно сдвинул брови. — Медведя или кабана!

— Я, к сожалению, не охотник, да и у нас там нет ни медведей, ни кабанов. А что, если прыжок с парашютом? — спросил, довольный неожиданной находкой, Геннадий.

— А нога? — Профессор посмотрел на пол. — Нога выдержит? Не разлетится на кусочки? Не пойдет! Какие занятия приносят наибольшее удовлетворение?

— Полеты, конечно! — заулыбался Геннадий.

— Вот и прекрасно! Садитесь на самый маленький самолет и летайте пониже и потише. Вам надо встряхнуть организм! На какой-то участок нервной системы, если так можно выразиться, произвести направленный взрыв! Понимаете? Как говорил древний мудрец: «Исцелися сам».

Геннадий согласно кивнул. Профессор еще что-то говорил, но он не слушал. Оглушенный радостью, он безмолвно, широко раскрытыми глазами смотрел на Сергея Сергеевича, а видел крохотный взлетающий самолет и улыбающееся лицо Лиды. «Не запишет! Не запишет в медкнижку!»

После ухода Васеева профессор долго ходил по кабинету и нервно теребил пуговицу белоснежного халата.

— Не помогли, коллега, мы парню! — укоризненно сказал он главврачу. — Не помогли… Теперь вся надежда только на него самого. Не победит — инвалидом может остаться.

Геннадий вернулся в полк в том же бодром, радостном настроении, с желанием как можно скорее подняться в воздух, в каком вышел из кабинета Сергея Сергеевича. Лида, Анатолий и Николай заметили это сразу: в глазах — знакомый живой блеск, уверенные движения, твердый голос. Они слушали его и радовались вместе с ним.

Когда речь зашла о полетах, осторожный Анатолий заметил:

— Кто ж тебя без врачебной комиссии пустит?

— В том и дело, Толич, надо, чтобы пустили. Очень надо!

— Тогда иди к замполиту.

Северин тоже обрадовался встрече и, взяв под руку, повел Геннадия в кабинет.

— Как тебя исцелили столичные медики? Выглядишь неплохо, правда, загару поубавилось, но солнце эти потери быстро восстановит. Рассказывай все по порядку.

Геннадий подробно рассказал о встречах с Сергеем Сергеевичем, о его советах и рекомендациях.

— Летать, говоришь, надо! Мудрое решение! Видно, психолог твой профессор отменный. Давай сначала посоветуемся с врачом, а уж потом — к командиру. — Северин снял трубку. — Графова прошу. — Что-то написал в настольном календаре и плотнее прижал трубку. — Владимир Александрович, здравствуйте. Зайдите, пожалуйста, ко мне.

Войдя к замполиту, Графов увидел Васеева, шагнул к нему, обнял крепко, по-мужски.

— Ну, как дела? Здоров?

— Почти, — дрогнувшим голосом ответил Геннадий.

— Что такое? — Графов насторожился, листая медицинскую книжку летчика.

Потом попросил Васеева разуться. Внимательно осмотрел ногу.

— Профессор, возможно, прав насчет резкой смены обстановки, но авария, госпиталь… — Графов взлохматил густые волосы, прищурил умные, внимательные глаза. — Ладно, я — за полеты! Пошли к командиру!

Горегляд выслушал Графова и Северина, нашел в медицинской книжке Васеева страницы с последними записями в госпитале и в институте.

— У тебя когда срок ВЛК истекает? — спросил, не поднимая головы.

— В конце декабря, — ответил Васеев.

— Осталось три месяца?

— Точно так.

— Может, поедешь на ВЛК, а потом летать? — с несвойственной ему вкрадчивостью, словно упрашивай, предложил Горегляд.

Геннадий заметил, как потяжелели, набухли веки полковника, и внутренне сжался.