Теодор Вульфович - Ночь ночей. Легенда БЕНАПах

Медведев умудрился обмануть и командира, и его заместителя — он целый день проторчал на канале… Там он, говорили, дважды пытался вместе с десантом штурмовать цитадель, вылезал из воды еле живой, но не раненый. Правда, очень трудно было выяснить, кто первый рассказал эту байку и где тут была правда, а где вымысел… Еще труднее было объяснить усердие гвардии сержанта Медведева, которое было на грани самоистребления. Кто-то заподозрил его в мародерстве, а злые языки утверждали: «Выдрябывается. На «Славу» первой степени хочет дотянуть…» — но на то они и злые.

Взводного внезапным приказом отстранили от разведки и назначили боевым комендантом всего предместья — «только этого не хватало!» Он упирался, просил, протестовал, не подчинился даже приказу командира батальона… Заявил:

— Не могу. Не умею!.. Не знаю, что это такое и что надо делать!

Тут же генерал вызвал его к себе, даже без командира батальона. Все думали, разнос будет сокрушительный, а генерал буднично произнес:

— «Не знаю. Не умею!» Ну и что?.. А я не умею брать Берлин! Что ж теперь делать?.. Иди и работай. Если заклинит, приходи, может, и помогу.

И первое, что решил взводный, как только вышел от генерала: «Так, да?! Ладно. Я боевой комендант Штансдорфа и ни одного из своих людей на штурм канала и цитадели не дам. Пусть что хотят делают — не дам».

А своим сержантам сказал:

— Не ныть, не скулить. Ну, так на один орден меньше у каждого будет. Вы хоть соображаете?.. Что я, сверзился, чтобы заваливать этот канал вашими телами?.. Врага можно удавить и без потерь. Нужно хоть немного терпения… Там же остались одни выродки, говнюки, готовые умереть за фюрера и за «идею»!

А в штабе он деловито сообщил:

— Мне людей не хватает, по меньшей мере человек десять… Если что, идите к генералу — это приказ Евтихия Белова.

А во взводе его люди притихли, и в глазах кое у кого промелькнул намек на осознанность. Он первым произнес то, что позднее поняли и произносили тысячи… Ведь штурм Берлина построили на энтузиазме и чудовищных потерях «в живой силе» — сволочная терминология. Похожее творилось на подступах и по всем окраинам германской столицы- И даже у тех, кому повезло больше, и они уже вели ожесточенные бои в самом центре города, матерились до одури, кричали «Ура!», штурмовали на глазах высокого начальства, пытались водрузить! Водружали по пять и шесть раз, и снова водружали… кипели, хрипели и гибли сотнями, тысячами, десятками тысяч — во славу!.. Только для того, чтобы очередной воинский хряк смог доложить наверх: «Я! Я! Я первый!! Мои орлы!» И всё «За Родину, за Сталина!»

А Медведеву новый комендант сказал, когда его, наконец, приволокли:

— Опсихелых героев во взводе не будет. Это разлагает… Я тебе припаяю самовольную отлучку, на грани дезертирства. Согласен?.. Дурью мучиться будешь где-нибудь еще. Но без нас. Выбирай.

Сержант склонил голову набок, у него была такая собачья привычка.

— Нет, — сказал он, словно в глубоком раздумье, — уходить из взвода не резон… Вам без меня тоже плохо будет. А потом, мы уже вот два с половиной года вместе воюем — можно сказать, всю сознательную жизнь. А?.. — тут он был ласков и покладист.

— Отвечай четче.

И Медведев ответил:

— Подчиняюсь. Разрешите идти?!

Неизвестно было многое, и осталось только одно: зачем?! Зачем все так сомнамбулически радостно, выворачиваясь наизнанку, торопились в туманную запредельную даль; зачем их всех так поспешно, так сладострастно заталкивали головой в эту прожорливую пасть?.. И почти никто не останавливал, не призывал одуматься. А если бы и призвал, тут же бы оторвали башку под каким-нибудь патриотическим предлогом. Кому все это было так неудержимо нужно?.. Какому идиоту, параноику, политику, стратегу? Недоумку? Какому выродку?.. Ведь по сей день: «Не уступим!» И поют акафист уродливому окончанию войны: «Это Святое! Не подходи!.. Не прикасайся!»

«ДЕНЬ ПОБЕДЫ — ЭТО ТОРЖЕСТВЕННОЕ НАЧАЛО ТОРЖЕСТВЕННОГО КОНЦА! ЛИКУЮЩИЙ АПОКАЛИПСИС».

А в это время батальоны, рвущиеся к Рейхстагу, хотели, как наперегонки, стать «самыми главными» в самом, как им казалось, центре всесветного представления. И все-таки тем, кто посылал их, всего этого кошмара хотелось куда больше, чем тем, кого посылали… Первое Знамя Победы, с таким трудом прикрепленное к колонне Рейхстага, когда солдат, прикрепляющий знамя, сидел на плечах своего товарища, — вот и вся высота. Знамя оказалось промежуточным, несанкционированным. Разве кто-нибудь знает его имя? А того, кто держал его на плечах? Ведь в два человеческих роста под огнем стояли, замечательные чудаки.