Теодор Вульфович - Там, на войне

Глубокие подвалы, охраняемые автоматчиками. Тьма не то что египетская, но всё равно тьмущая. Представьте себе большое скопление пленных, свежих, ещё не вымотанных до полусмерти, да в полной темноте. Ещё много пленных в госпитальном здании, раненые и медперсонал, но их решено не беспокоить… Такую уйму захватили в плен потому, что немецко-фашистское воинство начало отступать из города через Турецкий мост к крепости. А им навстречу, как раз через ту самую крепость и мост пёрли наши, пусть разрозненные, но целеустремлённо наступающие танковые, мотострелковые (да и без «мото»), навьюченные сапёрные, все прочие, в том числе разведывательные головные подразделения. Все эти наступательные огрызки с командирами и оперативными группами во главе старались опередить друг друга, что создавало изрядную сумятицу, принося не только нам немалый вред, но и урон врагу. Правда, всё это могло обернуться настоящим самоуничтожением, но гонка есть гонка, и тут без азарта, без риска не обойтись. Так и произошло: как раз на спуске, при выходе из города к Турецкому мосту переуплотнённая немецкая колонна, отступая, напоролась на наши передовые боевые группы мотострелковой бригады, сапёров, разведки и, конечно, танки. Кто уж там был первым, кто последним, пусть разбираются бездельники и конкуренты на звание Героя, а только две встречные силы врезались одна в другую и, конечно, взяла верх та, у которой было больше инерции, крепче гусеницы и кураж! Немецкая колонна была несколько раз насквозь прострелена, сходу смята, искорёжена, не только боевые, но и штабные, тыловые, медицинские подразделения разгромлены и пленены.

Что обычно делает победитель после длительных маршей и изнурительных боёв?.. Лихорадочно вспоминает, что последние столько-то суток ничего не жрал, и жажда у него пробуждается неутолимая. Победитель начинает тут же искать хоть какую-нибудь жратву и ничего не имеет против любой жидкости, даже если она сплошь алкогольная (лишь бы не отрава!). А здесь внутри захваченного города этого добра оказалось навалом. Искать ничего не надо — армейские продовольственные склады! Не изобилие, а всеевропейская обжираловка, от международных сардин до абрикосового повидла. Ну, и вина в бутылках, бутылях, бочонках: французские, итальянские, испанские… Хлеба не оказалось, зато сухари… В такой обстановке про раненых да и пленных недолго и позабыть, хорошо хоть охранение успели выставить. А тут вот пришлось вспомнить про них про всех сразу. Да ещё как!

Подвалы освещали ручными фонарями на батарейках. Ну, какое может быть электричество в только что взятом городе?.. Пленным наскоро объяснили, что каждый должен сдать одну-две вещи из своего обмундирования, потом, дескать, мы всё это им вернём. Но — потом! Каждому пленному указывалось, какую часть своего шмутья ему придётся снять и сдать автоматчикам. Так мы начали продвигаться по образовавшемуся проходу, но как только луч света переносился на следующую группу, уже начавшие было раздеваться осторожно перемещались в зону полной темноты и там растворялись среди толпы своих собратьев. У меня был свой фонарь. Вскоре стало ясно, что в такой путанице и неразберихе ни одного комплекта амуниции мы не соберём — пленные нас облапошивали.

— А ну, внимание! Все фонари потушили. Разом!

Водворилась напряженная тишина. Я дважды выстрелил из своего «вальтера» в потолок и попросил переводчика сообщить всем, да погромче:

— Один из военнопленных нарушил приказ, не разделся и не сдал указанный френч; он расстрелян за неповиновение; в дальнейшем мы будем поступать так с каждым нарушителем.

По команде зажгли все фонари и обнаружили, что доблестное воинство поспешно раздевается и сдаёт вещи… Мы двинулись дальше. Сам же я выбрал одного офицера моей комплекции и приказал ему раздеться полностью. Тот понял не сразу — переспросил. Я подтвердил распоряжение и сделал это довольно резко. Он мигом разделся донага, показав незаурядную натренированность. Я сложил весь его скарб вплоть до нижнего белья из парашютного шелка в один объёмный свёрток и завернул в первую попавшуюся немецкую плащ-палатку (туда же заложил и сапоги). Получился первоклассный комплект. Видно, мой манекен был каким-нибудь штабистом и чистюлей. Да! Чуть не забыл: я вернул ему его шинель, фуражку с высокой тульей, разумеется, все документы, знаки различий, какие-то награды, ремень и носки. Пытался объяснить, что быстро (зофорт!) пришлю ему свои солдатские сапоги с короткими голенищами. Он, как мне показалось, даже поблагодарил меня, хотя мог бы и проклясть. Ещё я попросил переводчиков и одного из знакомых автоматчиков охраны как-нибудь поприодеть моего несчастного. Больше я сбором обмундирования не занимался и поднялся наверх, как приказал генерал, «приводить себя в порядок».