Теодор Вульфович - Там, на войне

Вдоль высоченного ограждения из колючей проволоки, укрепленной на столбах, медленно шла молодая женщина. На ней был теплый пиджак-кацавейка, и поверх два платка — нижний, светлый, да верхний, темный, сапоги на полукаблуках, за спиной торба на веревочных лямках. Она пристально всматривалась в лица новобранцев, боясь пропустить хоть одно. А лиц в проемах товарных вагонов-теплушек было великое множество, и казалось, все глазели на нее.

Утрамбованная угольной пылью погрузочная площадка Московской окружной железной дороги носила название «Красная Пресня». Каждый день отсюда уходили воинские эшелоны с мобилизованными. В середине августа сорок первого года эшелоны отправлялись днем и ночью. Никакого довольствия выдано не было, и военком предупредил: «Запас продуктов питания у каждого должен быть на пять суток!» На погрузочной был наскоро построен длинный ряд продовольственных палаток. Грузовые машины одна за другой проезжали через охраняемые ворота. Новобранцы охотно помогали разгружать продовольствие. Буханки хлеба, толстые колбасы, консервы, большие пачки чая, дешевые конфеты, пряники, яблоки — чего тут только не было — раскупались мигом и без лишней сутолоки. Продавцы здесь не обвешивали, не обсчитывали. Новобранцы шутили, брали провизию охапками, как дрова, насыпали в вывернутые пиджаки, растаскивали по вагонам.

За проволокой погрузочной площадки стоял разомкнутый сиротский рядок самых упорных провожающих, тех, кто, несмотря на строгий запрет, все-таки разузнали, куда повезли ребят из районных сборных пунктов. Они приехали, чтобы достоять до последнего стука, до хвостового вагона и тихо уйти восвояси. Новобранцам казалось, что только здесь, в вагонах, колготня, смех и предвкушение настоящей жизни, а там, за проволокой, загон для остающихся, для тех, кому уготовано серое ожидание.

Уже перестали прибывать груженые «ЗИСы» и полуторки, усталые продавцы запирали свои торговые ларьки, а провожающие все еще стояли. Ретивость часовых сама собой поослабла. Новобранцы большей частью стыдливо отстаивали положенное время возле своих сородичей, отделенных от них колючим ограждением.

Давно разнесли по вагонам бачки для воды, ведра, противопожарные ящики с песком и лопаты, проверили списки, проинструктировали, все устали ждать, кое-кто проголодался и принялся уничтожать свои съестные припасы. Оказалось, что ждут еще какую-то группу не то из Калужской, не то из Курской области, не то из какой-то другой. Наконец, прибыли и они, но свободных вагонов не нашлось и последнюю команду по двое, по трое разделили на весь эшелон.

Иван Татьянников попал в девятнадцатый вагон, состоящий сплошь из москвичей. Там уже знали друг друга, расположились на двухъярусных нарах, и на Ивана мало кто обратил внимание. Когда заносили в список, оказалось, что новичок из Курской области.

В вагоне Ивану не сиделось, он высовывался в раскрытый проем, поглядывая то вправо, то влево, и внимательно просматривал реденькую цепочку провожающих. Казалось, что эшелон прирос к этой «Пресне» и никуда отсюда уже не уедет, И вдруг Иван забеспокоился, стал искать старшего по вагону, а не найдя его, обратился к пареньку-москвичу, что стоял рядом:

— Разрешите мне туда, — он весь тянулся и нетерпеливо указывал направление. — Товарищ командир!..

— Какой я командир? — усмехнулся москвич. — Лети!

Иван ухнул вниз и, потирая ушибленное колено, побежал к ограждению.

По ту сторону шла молодая женщина и пристально всматривалась в лица новобранцев. Она сразу заметила бегущего Ивана и остановилась. Сняла торбу с плеч, опустила ее на землю. Платки она сняла и держала в руках, обмахиваясь. Было в ней что-то такое, что заставляло смотреть да смотреть — то ли чуть взопревшее лицо, простое и заметное даже издали, то ли стать прямая-прямехонькая, кофта белая — выбилась из-под пояса, пиджак распахнулся. Татьянников стоял рядом с ней, роста они были одинакового, и оттого она казалась высокой. Говорили они или нет, со стороны не было видно. А они говорили. Иван спросил:

— Марья, ты как определила, что нас на эту Пресню повезут?

— Шофера приехали бумажки подписывать, я и подошла. «Дорогой товарищ, говорю, ты моего куда отвез-то?» «Военная тайна», говорит. — Она чуть улыбнулась. — «А ты, говорю, всю тайну не распыляй, а про моего Ваньку скажи». Он и сказал. А там уж транваем одним, транваем другим, да вот тут на путях… Все нельзя да запрет. Люди помогли.