Владимир Кунин - Ты мне только пиши... Хроника пикирующего бомбардировщика [Повести]

«Я сделаю ему только один разрез… — подумал Гервасий Васильевич. — Только один. Если все будет в порядке, то несколько рубцов при заживлении могут стянуть ему предплечье, и он не скоро начнет работать в этом своем дурацком цирке…»

— В ранних фазах стрептококковых флегмон гноя может и не быть. В этих случаях при вскрытии отмечается серозное или серозно-геморрагическое пропитывание тканей. У больного Волкова предплечье представляет собой просто огромный гнойный мешок…

«Булькает и переливается…» — вспомнил Гервасий Васильевич виноватый голос Волкова.

— При вскрытии рану рыхло тампонируют марлей с пятипроцентным гипертоническим раствором и мазью Вишневского. В случае с больным Волковым тампонирования будет недостаточно. Ему придется вводить глубокие дренажи…

«Господи! Хоть бы это ему помогло!.. Если бы этим все кончилось…» — промелькнуло в голове Гервасия Васильевича.

— При тяжелой прогрессирующей форме флегмоны, при безуспешности оперативного и общего лечения в связи с угрозой жизни больных необходима ампутация конечности…

Гервасий Васильевич посмотрел на часы и встал со стула.

Девочки зашевелились. Колпакова подняла руку.

— Что вам, Колпакова? — строго спросил Гервасий Васильевич. Ему показалось, что та, из цирка, должна быть похожа на Колпакову.

— Гервасий Васильевич! — бойко сказала Колпакова. — А у этого больного тяжелая форма или легкая?

— У этого больного тяжелая форма, — недобро ответил Гервасий Васильевич. — Очень тяжелая… А теперь я еще раз объясню всем вам, почему я повторил часть лекции по гнойным процессам. Всего того, о чем я рассказывал, и всего того, что вы сейчас увидите на операции, могло не быть, повторяю, если бы медицинская сестра при цирке, где работал больной, была грамотным специалистом!..

В дверях показался врач.

— Гервасий Васильевич, — спросил он, — наркоз общий?

— Нет, — ответил Гервасий Васильевич. — Это опасно. Слишком тяжелая и длительная интоксикация… Да и сердечко у него скисло.

Нина Ивановна подошла к Гервасию Васильевичу и тихо спросила:

— Вы не боитесь болевого шока?

— Я всего боюсь, — так же тихо ответил Гервасий Васильевич. — Всего, дорогая вы моя Нина Ивановна… Но я еще на больного рассчитываю. На Дмитрия Сергеевича.

Волков лежал на операционном столе. Вокруг стояли люди в белых масках. И Гервасий Васильевич был в маске. Волков впервые видел Гервасия Васильевича в маске и белом клеенчатом фартуке.

Оттого что Волков никого не узнал, кроме Гервасия Васильевича, ему стало не по себе. А тут еще вдруг затихла боль в руке, и Волков чуть было не попросил отменить операцию. Может быть, так пройдет…

А потом он испугался того, что все сейчас увидят, как он перетрусил, и ему захотелось что-нибудь спокойно сказать или сострить и услышать смех в ответ на свою остроту.

— Ты что так смотришь на меня? — спросил Гервасий Васильевич. — Под маской не узнал, что ли?

— Узнал, — ответил Волков. — Я вас и под паранджой узнаю…

Никто не рассмеялся, и даже Гервасий Васильевич не хмыкнул, а просто сказал:

— Спасибо.

И тут же Волков узнал старшую сестру, бывшего батальонного санинструктора.

Старшая сестра осторожно убрала с его лба волосы и, не снимая теплых ладоней с головы Волкова, встала сзади, у самого края операционного стола.

— Вот тебе, Дима, и собеседница — Алевтина Федоровна, — сказал Гервасий Васильевич. — Можешь за ней пока поухаживать.

«Алевтина Федоровна, — подумал Волков. — Алевтина Федоровна… Милка тоже Федоровна. Людмила Федоровна. Людмила Федоровна Болдырева. Людмила Федоровна Волкова. Как же, держи карман шире!..»

— Алевтина Федоровна, вы не возражаете? — спросил Гервасий Васильевич.

Старшая сестра смущенно засмеялась:

— Пусть ухаживают…

Она сняла одну руку с головы Волкова, взяла большой марлевый тампон и мягко вытерла его вспотевшее от напряжения лицо.

— Нина Ивановна, — сказал Гервасий Васильевич, — поднимите левую руку Дмитрия Сергеевича… Так. Йод. Спирт. Хорошо. Мы, Дима, вот как сделаем: ты пока не ухаживай за Алевтиной Федоровной, ладно? А пусть лучше Алевтина Федоровна ухаживает за тобой… Но уж поправишься — изволь быть кавалером! И здесь тоже, Сафар Алиевич. Все, все смазывайте! До подмышечной впадины… Вот так. Прекрасно… Выше, Нина Ивановна. Ты, Дима, чего больше всего боишься?

Волков проглотил слюну и глухо ответил:

— Не проснуться после наркоза…