Алесь Адамович - Сыновья уходят в бой

Спина сама ищет чужую спину, коленки жмутся к самому подбородку, стараешься не отдать последнее тепло. Вроде и спишь, а все думаешь: встать или пытаться спать. Настывшее тело – неприятно чужое. Давно бы вскочил на ноги, но жалко тех кусочков тепла, которые под коленками, на животе, на спине. Ты и спишь не всем телом, а только этими теплыми кусочками…

Многие не выдержали, поднялись, курят, шепчутся, кряхтя от холода. Те, у кого забрали, кто потерял теплую спину соседа, жмутся к новым соседям. Это, наверное, очень смешно, курильщики интересуются:

– Почем дрожжи?

Открыл глаза и Толя. Сразу ощутил, что вовсе не спал. Хоть бы утро, день скорее, может, хоть капельку удалось бы соснуть.

Наконец выглянуло скупое осеннее солнце. Некоторые снова стали ложиться на землю. Пришел с поста Шаповалов, сообщил:

– Горит что-то.

Толя заметил, как переглянулись Молокович и Круглик и как посмотрели на велосипеды.

С опушки видно, что горит не один дом: далекий, зловеще тяжелый столб дыма почти недвижим, только цвет его меняется.

– Нет, это правее Бродов, – говорит Круглик. Но тут же просит Волжака: – Командир, разрешите нам сходить.

Подошел и Молокович, глаза у него по-женски тоскливые.

– Твоя деревня? – спросил Волжак.

– Не знаю.

– Лес там есть?

– Нет.

– Хорошо, я пойду с вами.

Вернулись они не скоро. Молокович сел на колесо брошенного под куст велосипеда, переднее колесо приподнялось и бесшумно вертится.

– Всех… – сказал он, – согнали всех в гумно… Несколько только убежало. Не знали мама и сестренка, что и я тут…

– Ну, а дальше как, воевать перестанем? – спросил Светозаров.

– Дурак ты, Светозаров, хоть и профиль у тебя умный, – оборвал его Сергей Коренной. – А ты, Молокович, зря это на себя. Не ты впустил сюда немцев.

После того, что случилось с Бакенщиковым, Коренной словно задался целью изводить Светозарова. Бугорки на лице Светозарова побелели, но он смолчал. Забивает его Коренной откровенностью своей. Последнее время Светозаров вроде даже боится Сергея. И не его одного.

Молокович глядит на поблескивающие спицы бесшумного велосипедного колеса, глаза, как у больного ребенка.

– Когда я уходил в партизаны, помнишь, Сергей, попросил вас: «На улице бейте меня, чтобы все решили, что силой забирают». Надо было не так меня излупить! Давно мог забрать их в лес. Живут же люди.

– Всех, Ваня, не заберешь, – тихо сказал Круглик.

– Ты помолчи, молчи, говорят тебе! – вскричал вдруг Молокович. – Может, и твой приходил.

Вот так вот! Оказывается, родитель помкомзвода Круглика – полицай. Знали об этом не все. А сегодня и Толя узнал. Он вместе с Кругликом (с ними еще Коренной и Молокович) идут в деревню, где живет мать помкомвзвода. Круглик сам предложил: «Разузнаем все про Броды».

Часа три брели кустарничком, лесом, потом через просвистанное мокрым ветром поле. Круглик все впереди шагает, Молокович все позади. Рядом им не хочется.

Потом стояли под стеной, слушали лай потревоженных собак.

– Я, я это, мама! – незнакомым голосом говорит Круглик.

Дверь наконец приоткрылась.

– Ой, сынок! – женский плач, испуганный, горький. Слышно было, как шептались, потом ушли в хату, мать все о чем-то просит сына. Снова голос Круглика во дворе – зовет. Подал Толе какую-то винтовку и ремень с тяжелыми подсумками.

– Ой, хлопчики… – о чем-то умоляет женщина.

– Он дома, – сказал Круглик и попросил: – Останьтесь кто-нибудь на улице.

Остался Молокович. Остальные вошли в пропахшую кислым тестом, темную кухню. Женщина, тихо плача, даже скуля как-то, ругая кого-то, моля, раздувает огонь на загнетке.

– Давно он здесь? – спрашивает сын.

– Со вчерашней ночи. Пришел готовый. И тут еще добрал. Такого только и вижу. Вы, хлопчики, хоть не трогайте дурня.

– Посмотрим, – сухо сказал сын.

Густо похрапывает в темноте человек. От вспыхнувшей лучины посветлело, стены раздвинулись.

– Ладно, дай нам поесть.

Мать захлопотала у шкафчика, побежала в сени. Она очень маленькая, высохшая вся, просто не верится, что этот сильный, большой партизан – ее сын. А на кровати в полицейском мундире – отец Круглика. Даже представить невозможно, что такое могло быть и в твоем доме. А вот у Круглика так получилось, и он должен что-то решать.

– Ходите, детки, голодные, – стонет женщина, – как услышу – убили партизана, так сердце и зайдется. А тут еще этот… Что теперь с ним?

Человек на кровати зашевелился. Вдруг черная тень метнулась на стену, изломалась на потолке.