Вдруг дверь кабинета с треском открылась, ввалились его подопечные безумцы.
Неожиданно открылось окно, и кто-то косноязычно выкрикнул:
— Вот он виноват! — Это закричал человек с перекошенным лицом, в котором доктор едва признал Карима. — Сбрил бороду, чтоб не узнали…
Больные бросились на него, кто вцепился в халат, кто — в волосы, а кто-то уже кусал ногу, доктора повалили на пол, стали бить ногами… Но вмешался Карим:
— Подождите! Пока не убивайте. Мы будем его судить!
Все тут же поддержали новую идею. Доктор же, вырываясь, кричал:
— Что вы делаете? Я же ваш главный врач, я лечил вас, вы — мои дети!
— Теперь мы тебя полечим! — взревел Карим.
Слабо упирающегося доктора потащили по коридору. Иосиф Георгиевич, смутно соображая, что происходит, нутром понял, что лучше излишне не нервировать больных, а попытаться их обмануть. Тут были все свои: рыхлый Зюбер со слюнявым ртом, саркастически посмеивающийся Цуладзе, без устали урчащий Шумовой, суетливый старикашка Сыромяткин, поджигатель Пиросмани, косивший глаза к переносице, и еще с десяток дебилов, которых он едва помнил по именам. Безумцы, вырвавшиеся из-под контроля, представляли собой нелепую, дергающуюся, агрессивную массу; перекошенные лица заглядывали в глаза доктору, бритые серые головы мелькали в свалке, будто перекатывающиеся округлые камни. Открывались двери палат, оттуда выглядывали новые камни-головы, щерились в бездумных улыбках, исчезали или присоединялись к процессии.
Лишь Карим и Цуладзе не участвовали в общем гвалте, они молча вели доктора под руки. Он же, пытаясь сохранить спокойствие, увещевал:
— Подождите, давайте сделаем остановочку и вместе обсудим наши вопросы. Вот увидите, нам всем будет интересно их обсудить. У меня есть важные новости!
Наконец его привели в палату, где в основном лежали старухи. Посреди палаты стояла койка с телом, укрытым простыней.
— Зюбер, обнажи лико! — воскликнул Карим и показал на кровать.
Как ни странно, Зюбер понял, что от него требуется, сдернул простыню. Под ней лежала, отливая стойкой желтизной, Малакина. «Померла наконец-то…» — с отвращением подумал Шрамм. Но больная неожиданно открыла глаза. Доктора передернуло от ужаса. Малакина остановила блуждающий взор на Иосифе Георгиевиче и просипела:
— Изыди, изыди! Сатана!
— Да что ты, милая! — запричитал доктор, вдруг остро пожалев, что сбрил бороду. — Какой же я тебе сатана? Я доктор, неужто не узнала?
— Узнала, — сухо произнесла старуха и припечатала: — Блядский ты кот, а не доктор. Больничное ложе поганил, с блудницей Аделаидой прелюбодействовал, старости моей святой не посоромился!.. Сжечь его заживо, сатанюгу! — взревела она неожиданно мощным голосом.
— Сжечь, сжечь, сжечь!!! — закричали больные.
На него набросились, заломили за спину руки. У доктора потемнело в глазах. «Как жаль, что я тогда не извел эту гадину!» — тоскливо подумал он.
Бывший поэт Сыромяткин вдруг стал декламировать:
Я стою и вижу пламя,
В пламени горит мечта,
Но мы верим: Доктор с нами,
Хоть сгорит он и дотла…
Он склонился над Шраммом и доверительно спросил:
— Вам понравился мой экспромт?
— Я же вас лечил, неблагодарные! — возопил Шрамм.
— Ты калечил наши души! — замогильным голосом произнесла Малакина.
И все сразу зашикали:
— Тихо! Святая говорит!
— Ты вынимал наши сердца и пожирал их, — продолжала она. На восковом ее лице жили одни губы. — И за это мы вырвем твое сердце и забьем в него осиновый кол. Блудницу тоже казним… А то, ишь, вытворяли что… — Она умолкла, видно, возобновляя в памяти виденные картины. — Нагишом скакали, срам-то какой! А блуднице отрубить голову! Все…
Доктора пока решили запереть в мертвецкой… Когда за ним закрыли дверь и приперли ее шкафом, Шрамм бессильно опустился на корточки и зарыдал. Последние часы по иронии судьбы он проведет в удушающем смраде, среди разлагающихся трупов, прежде чем сам станет такой же гниющей клетчаткой.
Вдруг он услышал, как отодвигают упор от двери, потом она распахнулась, и — о чудо! На пороге стоял Юрка-сирота, о котором доктор и думать забыл.
— Голубчик ты мой, я знал, знал, что ты меня освободишь! — Шрамм бросился на шею своему спасителю.
Юрка позволил себя обнять, торопливо пробормотал:
— Вам надо уходить, Иосиф Георгиевич. Мы вас проводим.
Только сейчас Шрамм заметил девочку-подростка. Это была Машенька. Она прижимала ладошками короткую юбчонку и очень напоминала школьницу, стоящую перед учителем.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу