Марина не шелохнулась. В ее сознании поразительно быстро с предельной обнаженностью раскрывалась суть предложения Ледебура. — Ее усердно толкали к осуждению убийства Крюге не ради спасения жизни. Нет. Им надо было погасить тот факел борьбы, который она зажгла в Брюсселе, который звал бельгийцев к сопротивлению фашизму. Иначе не было смысла заниматься ею Ледебуру, министерству пропаганды, лично Геббельсу. О, она научилась понимать не только то, что говорили ей фашисты, но и то, что думали. Она взвела на Ледебура победный взгляд, ответила:
— Я поняла вас, господин Ледебур. Поймите и вы меня. Майора Крюге я убила во имя моей Родины и для того, чтобы поднять бельгийцев на борьбу с оккупантами. Другой цели у меня не было и быть не могло.
Она смотрела в лицо Ледебура с открытой дерзостью, говорила с непоколебимой твердостью, словно с мужественным бесстрашием бросала слова палачам перед тем, как взойти на эшафот.
— Таким образом, я убила вашего офицера по политическим соображениям и от этого не отступлюсь.
Ледебур почувствовал, как от вдохновленного взгляда обреченной на смерть Марины, от ее твердого сплава слов и готовности умереть, но не отступиться от своих убеждений, по спине у него холодной полосой поползли мурашки и он подумал, что сейчас нет, пожалуй, той силы, которая заставила бы ее изменить свое решение.
* * *
Еще в течение недели переодевали Марину в тюрьме в хорошую одежду и на машине привозили в особняк к Ледебуру. Семь дней длился неравный и напряженный поединок морально и физически измотанной узницы с самоуверенным и сильным противником из Министерства пропаганды. Ледебур не применял пыток, не причинял физической боли, но до изнеможения, ужасающего бессилия растравлял душевную боль, вынести которую было мучительно страшно. Когда же все методы убеждения и морального подавления были испытаны, когда Ледебур убедился в непоколебимой твердости Марины и пришел к выводу в бесполезности дальнейшей работы с нею, он доложил об этом Геббельсу, но тот не поверил. В его глазах, устремленных на Ледебура; появилась мрачная тень, губы, сжались в недовольную, узкую складку и после некоторого молчания разъялись для того, чтобы исторгнуть скрипуче, многозначительно:
— Я обещал фюреру!
Он поднялся из-за стола и, волоча ногу, направился к Ледебуру. Колючие зрачки его глаз недобро остановились на побледневшем подчиненном.
— Я обещал фюреру! — повторил он, вплотную подойдя к Ледебуру. Взялся за пуговку его пиджака и настойчиво подергивал ее, будто приводил в чувства окаменевшего доктора наук. Некоторое время Геббельс снизу вверх озлобленно смотрел на Ледебура, словно решая, какую меру наказания к нему предпринять и от холодно-уничтожающего взгляда рейхсминистра Ледебуру казалось, что в груди у него медленно замирало сердце, а в жилах останавливается кровь. Еще одна-две минуты, и Ледебур лишился бы сознания, но Геббельс оставил в покое пуговку его пиджака, молвил, едва разняв губы:
— Вон! Из министерства моего, вон!
Разъяренный взгляд рейхсминистра больно хлестнул по лицу Ледебура и тот, качнувшись, неуклюже повернулся и наугад, как слепой, побрел к выходу из длинного кабинета.
— Ленту! — потребовал Геббельс, как только за Ледебуром закрылась дверь. — Магнитофонную ленту с записью работы этого кретина!
Опершись локтями о стол и положив лицо на ладони рук, будто стиснув его в бессильной ярости, Геббельс придирчиво слушал записанные на пленку наиболее важные места работы Ледебура с Мариной.
«С психологической точки зрения меня, как ученого, интересует подлинная причина вашего преступления, — упивался Ледебур красноречием, — И в связи с этим я просил бы рассказать, что заставило вас взяться за оружие, пусть это будет простой кухонный нож. Что заставило вас убить майора Крюге?»
На магнитофонной ленте четко воспроизводилось каждое слово Ледебура, слышен был каждый звук и шорох в особняке, и Геббельсу показалось, что он даже слышит прерывистое дыхание Марины. За окном мягко прошуршали по асфальту колеса автомашины, где-то в доме негромко хлопнула дверь, а Марина все молчала. Томился в ожидании ее ответа Ледебур, напряженно замер Геббельс, чувствуя себя не свидетелем разговора, а его участником. Но вот послышался тяжелый вздох, и в кабинете раздался мягкий женский голос так явственно, что Геббельсу почудилось, будто Марина сидит с ним рядом и отвечает не Ледебуру, а ему, рейхсминистру Германии.
Читать дальше