Ранило Хакимова.
- Ничего, Коля, я еще могу драться, - сказал он. - Иди на свое место.
Как видно, враг решил покончить с нашим десантом, обрушив на нас огонь огромной силы. С воплями «хайль, Гитлер!» фашисты шли в атаку. Нам удалось задержать их в одном направлении. Теперь объектом атаки была противоположная сторона сарая. И не успели мы перебраться туда, как в пролом ворвались пять солдат. Ефим Павлов уложил их двумя гранатами.
Минут пятнадцать было тихо. Послышался лязг гусениц. Четыре танка шли на контору. За танками двигалась пехота.
- Танки пропустить, - приказал Бочкович. - Бить по солдатам.
Стальные громады почти вплотную приблизились к конторе и открыли огонь термитными снарядами. Здание загорелось. Из дверей выскочил матрос Степан Голенов и метнул связку гранат под гусеницы. Машина завертелась на месте. Танкисты выскочили из люка, но спастись им не удалось: меткие пули уложили их.
Атака опять сорвалась.
Пожар в конторе удалась потушить…
Во время затишья, длившегося около часа, мы привели в порядок оружие. К нам с Хакимовым подсел Алексей Куприянов. Подошел Бочкович.
- А здорово мы чесанули, - сказал он, - и танки не помогли.
- Да нас, товарищ командир, ни гром, ни молния не возьмут, не то что танки, - ответил Куприянов.
Бочкович улыбнулся.
- Мы еще покажем гадам, на что способны советские моряки. Так дадим, что чертям тошно станет.
У Бочковича для каждого из нас припасено доброе, теплое слово. Он умело руководил нашим маленьким гарнизоном, направлял все наши усилия к одной цели - к победе.
Передышка закончилась. Прикрываясь двумя танками, гитлеровцы пошли на очередной приступ. Миша Хакимов прицелился. Выстрел. Машина остановилась, словно в раздумье, а потом повернула обратно. За ней последовала и вторая.
Хотя танки и отступили, но пехота продолжала идти вперед. Нам предлагали сдаваться. Мы отбили гитлеровцев гранатами, но им удалось из огнеметов поджечь наше здание.
Длинные языки пламени, словно мощные факелы, врывались в окна, дверь, проломы. И хотя мы задыхались от жары и копоти, Хакимов все же вывел из строя два огнемета…
И в это время испортилось противотанковое ружье. Миша стал стрелком. Он взял винтовку Прокофьева, и встал у амбразуры рядом с Дементьевым.
Гитлеровцы наседали. Около стены их собралось с десяток. Бочковик приказал Гребенюку уничтожить врагов. Короткая очередь. Двое оставшихся в живых поднялись, пытаясь удрать, но и их отправил на тот свет Хакимов.
Во время небольшой передышки мы перезарядили диски, набили обоймы, Павлов и Хакимов почистили оружие, сменили повязки Куприянову и мне.
Снова ударили артиллерия и минометы. Рушились стены. От дыма кружилась голова, тошнило. Особенно трудно было Куприянову. Его рвало. Но он не мог даже на минуту отлучиться от амбразуры, потому что немцы шли на штурм сплошной лавиной.
Метко стрелял из пулемета Гребенюк, он всегда оказывался там, где было наиболее опасно. К амбразуре, у которой находился я, бежала с гранатами большая группа фашистов. Их заметил и Бочкович.
- Смотри, смотри, Коля! - крикнул он.
Фашисты были близко. У меня сжалось сердце, по телу пробежали холодные мурашки. И в этот миг появился Никита Гребенюк, он вмиг установил пулемет и открыл огонь. Словно подкошенные, падали гитлеровцы.
Опять появились танки. Два из них направились к конторе.
Главную тяжесть удара гитлеровцев, конечно, приняла на себя основная группа десантников, где находились Ольшанский и Головлев. Писать мне, рядовому бойцу, о действиях всего отряда трудно. Однако из рассказов оставшихся в живых товарищей я знаю, как отважно дрались все моряки…
Когда танки подошли к конторе, краснофлотец Валентин Ходырев обратился к Ольшанскому с просьбой разрешить вступить в единоборство с машинами.
- С одной рукой? - удивился Ольшанский.
Руку Ходыреву оторвало осколком мины. Хайрутдинов перетянул оставшийся обрубок жгутом, остановил кровь.
- Разрешите, товарищ командир, встретить по-севастопольски?
Для размышлений времени не оставалось.
- Давайте, Валентин, - согласился старший лейтенант и сам проверил приготовленные краснофлотцами для Ходырева связки гранат.
Читать дальше