Владислав Шурыгин - Русский капитан

Кудрявцев нравилось, как Маринин кверху «по-гусарски» подкручивает кончики медно — рыжих густых усов. В эти мгновения он был удивительно похож на артиста Ножкина из старого фильма «Хождения по мукам». Как расхаживая по кабинету, выслушивает доклады подчиненных. Как держит сигарету, не в кончиках пальцев, а почти у основания ладони. Как говорит — негромко, точно, емко. Как умеет смеяться одними глазами. Как небрежно, почти холодно принимает откровенные ухаживания очаровательной официантки Юли, по которой сохла половина тоскующей без женской ласки мужского населения Ханкалы. Всем им — генералам, полковникам, капитанам и лейтенантам она предпочла Маринина. Но тот, казалось, словно бы и не замечал ее откровенные вздохи, ежедневную смену нарядов, глубокие декольте и собачью готовность в глазах идти к нему по первому зову.

Правда, неделю назад, ночью Кудрявцев, возвращавшийся из гостей — от знакомых ребят переводчиков, прикомандированных к ФСБ, нос к носу столкнулся с начальником разведки. Маринин был не один. Он стоял в тени своего вагончика, и на его плечах лежали руки, прижавшейся к его груди Юлии…

Увидев, вынырнувшего из темноты, Кудрявцева, она быстро отстранилась и сделала шаг назад. Смутился и Кудрявцев, но Маринин словно бы и не заметил его. Он мягко провел ладонью по пшеничным волосам Юли, словно гладил, успокаивал испуганного щенка…

Неожиданно из глубины распахнутой двери вагончика донеслось треньканье полевого телефона. Услышав его, Маринин повернулся к Олегу:

— Кудрявцев, я тебя попрошу побыть джентльменом и проводить девушку до ее вагончика. — голос его был так же ровен, как если бы он протягивал Олегу пачку документов для перевода…

— Мне нужно идти. — уже мягче сказал он Юле.

Она согласно кивнула.

— Спокойной ночи!.. — Маринин шагнул в темноту вагончика.

И то, как мгновенно, Маринин «включил» Кудрявцева в ситуацию, как, обязав помощью, доверился ему, избавившись от необходимости что-либо объяснять — поразило Олега.

С той минуты он чувствовал себя, связанным с Марининым какой-то особой нитью доверия…

…Начальник разведки, услышав о болезни Волкова, испытующе посмотрел на Олега, который всем своим видом пытался доказать, что все именно так, как он рассказывает.

— …Говорить не может. Ангина. Хрипит. Но я могу его заменить. По диплому я «перс». Не подведу вас, товарищ полковник.

Олег рассчитал все точно. Все же за спиной был уже год службы и «систему» он уже «просекал». Времени разбираться, и искать замену Волкову уже не было.

— Хорошо. Со мной полетит Кудрявцев. — решил. Маринин.

На следующее утро Олег в неизменном «разгрузнике» стоял рядом с Марининым на площадке приземления.

…После короткого доклада комбрига и недолгого совещания, во время которого Олег слонялся по лагерю, в сопровождении улыбчивого прапорщика, который знакомил его с расположением бригады, его разыскал посыльный. Когда он подошел к штабной палатке, Маринин с комбригом уже вышли на улицу.

— Ну, где тут у тебя «переговорная»? — спросил Маринин командира.

…«Переговорная» оказалась обычным «кунгом» армейского КамАЗАа. Он был разделен надвое невысокой — по пояс пластиковой перегородкой. С одной ее стороны был небольшой кабинет, где стоял покрытый плексигласом стол с прикрученной к нему настольной лампой, старенький компьютер и несколько раскладных табуреток. Другая сторона «кунга» была до потолка оббита жестью. Там была прикрученная намертво мощными винтами к полу металлическая табуретка, перед которой от пола до потолка проходила стальная труба. У табуретки стояло старое мятое цинкованное ведро, наполненное наполовину водой, которая мутно и зыбко отражала в себе потолочные фонари. В «кунге» было зябко и, потому никто не раздевался. Маринин широко по-хозяйски сел за стол, рядом с ним сели комбриг и начальник штаба. Еще один штабист, чернявый юркий солдат опустился за компьютер. Олег устроился на свободной табуретке с другой стороны стола.

— Ну, давай сюда своего афганца. — Скомандовал Маринин.

— Васильченко, давай бородатого! — негромко крикнул комбриг.

Через полминуты «корабельная» дверь «кунга» распахнулась и здоровый, медвежеобразный прапорщик втолкнул перед собой крепкого смуглого, почти шоколадного бородача. Руки «духа» были скованы наручниками. За ним в «кунг» поднялся часовой. Прапор коротким тычком, словно он загонял в стойло корову, усадил пленного на табурет за перегородкой.