Владимир Масян - Замкнутый круг

Много она не расспрашивала, что да к чему. И без того видно было, что человек при смерти. Постелила тряпье в клуне за полупустым ларем с кукурузным зерном, пошла запаривать травы.

Борис так и не приходил в сознание. Обессиленный, лежал без движений и, казалось, уже не дышал. Микола даже склонился над ним, потрогал пальцами губы. Теплые. На всякий случай перекрестил раненого и заковылял со двора.

Бабка Анна стояла у подводы.

— Скажешь: сам пришел, коли найдут, — не глядя на нее, проговорил Микола.

— Ты бы, милок, дощечек мне оставил, — понятливо вздохнула старая.

— Зачем тебе?

— Чует мое серденько, бог его поклыкал. Можа, домовину робить придется.

— Надо будет, сам сделаю.

— Ну, да бог тебе судья! — перекрестилась бабка.

В доме у сестры Микола попросил самогона. Не закусывая, выпил два стакана кряду. Долго сидел молча, пока женщина не догадалась.

— Приходили? — робко спросила она.

— И ты надеялась? — не поднимая глаз, проговорил брат. — А у кольца нет конца.

— Что же ты решил?

— Уеду. — Микола пожал плечами. И были в этом жесте и нерешительность, и смертельная тоска.

— Ой, боженьки! — запричитала сестра. — Куда ты поедешь? Кому ты нужен такой?

— Не хочу больше крови. Хватит. Насмотрелся.

— Но ведь ты за советскую власть воевал. Она защитить тебя должна!

— Брось! У нас каждый по пять раз за советы и пять раз против них воевал. Вспомнить, так голова кругом пойдет. То шляхтичей гоняли, то панов-комиссаров. То немцев били, то с нашими же партизанами лупцевались. И все за Самостийную! И всюду надо было убивать тех, кто думает по-другому; а еще больше за то, что вообще ни о чем не думает, а просто пашет и сеет на нашей земле, которая и есть для него единая и неделимая.

— Ты устал, братка. Может, все еще обойдется?

— Не обойдется. Мы же клятву давали. С нас и спросится за нее.

— А ежели заявить на себя? Добровольно. Ты инвалид. Они тебе ничего не сделают.

— Нет, — сокрушался Микола. — Не могу я своего слова нарушить. Но и с ними не хочу больше идти. Хоть в петлю полезай!

— Ой же, лышенько!

— Уеду я, сестренка. Далеко уеду. Есть у меня однополчанин за Уралом. Еще в госпитале к себе звал. Может, там душой отойду, вымолю у господа Иисуса себе прощение. Помру без смущения в мыслях.

— На чужой-то земле?

— А где она, своя-то?

Помолчали. Микола допил самогон, стал прощаться.

— Лошадь со станции твой малец пригонит. Я уже предупредил его.

— А как же с этим? — Поджав губы, кивнула сестра в сторону хаты бабки Анны.

— Выживет — сам разберется. А нет — похороните по-христианскому обычаю.

— Прощай, брат.

Микола одной рукой обнял сестру за плечи, чмокнул в щеку, оглянулся на отцовские иконы в углу, не сдержал слезу.

Больше его в тех краях никто не видел.

Ченцов позвонил старшему оперуполномоченному капитану Прохорову, временно исполнявшему обязанности Костерного.

— Не помните, — после короткого приветствия спросил он, — откуда родом лейтенант Соловьев?

— И помню, и знаю, — не без удовольствия подчеркнул Прохоров. — Петр Анисимович Соловьев родился во Львове в интеллигентной семье учителя гимназии. До войны сам учительствовал на Тернопольщине…

— Спасибо, — не очень вежливо перебил его подполковник. — Если лейтенант свободен от службы, пришлите его ко мне.

— Слушаюсь! — рыкнули в наушнике.

Усмехнувшись, Василий Васильевич осторожно положил телефонную трубку на рычажки аппарата и уже по внутренней связи попросил дежурного отыскать ему дело Семена Пичуры.

Было это ранней весной 1944 года. Уже были освобождены от фашистов Кривой Рог, Никополь, Кировоград, Бердичев, Житомир, Луцк и Ровно. Войска 1-го Украинского фронта в труднейших условиях весенней распутицы осуществляли Проскуровско-Черновицкую операцию, а войска 2-го Украинского фронта — Уманьско-Ботошанскую. Наступление наших частей было столь стремительным, что гитлеровцы не успевали эвакуировать собственные штабы, не говоря уж обо всяких там «зондеркомандах». Абвер потерял в те дни многих своих агентов на восточном фронте и перестал существовать как самостоятельный орган.

Ченцов работал тогда в управлении «Смерш» фронта и без устали мотался на новеньком «виллисе» по отделам контрразведки армий и дивизий. Многие оперработники погибли в ходе наступления, и людей на местах, особенно в мелких подразделениях, не хватало. А дел на контрразведку наваливалось все больше и больше. И все чаще открывались они явкой с повинной.