Теодор Кранке - Карманный линкор. «Адмирал Шеер» в Атлантике

Еще один специалист на корабле, которому приходится туго, это тот, кто имеет дело с кормежкой. Матросы привыкают к хорошему питанию и становятся разборчивыми. То одного слишком много, то другое дают слишком часто, и начинается ворчанье. Как-то раз на «Шеере» три дня подряд давали бобы — послушать матросов, так дело чуть ли не шло к бунту! А что было бы, если бы рыбные консервы подали дважды на одной неделе или яблоки пару дней подряд!

— Интересно, откуда берутся такие яблоки?

— Их специально держат для матросов.

— Наверно, их целую неделю чистили, что они стали такого размера.

И не дай бог, если кок случайно окажется толстяком, как это частенько бывает с теми, кто имеет дело с едой! Вот уж кому придется нелегко. Никто не поверит, что он не приберегает лучшие кусочки для себя. И тем не менее на все, что вызывает такие желчные жалобы матросов, — и не всегда одних матросов, — как правило, есть свои весьма рациональные причины, которых они не знают или о которых не подумали. Взять для примера эти самые бобы, которые три дня подряд подавали на стол: дело в том, что во время бури в Датском проливе в продукты попала морская вода. Бобы намокли, и их нужно было съесть как можно раньше, иначе они сгнили бы, поэтому не осталось ничего иного, как накормить ими матросов. Отсюда и жалобы. Но не так все плохо. Пока есть матросы, они будут ворчать — под каким бы флагом ни шел корабль.

Достигнув самой северной точки, назначенной Кранке, «Шеер» на большом ходу повернул на юг. Продолжалась рутинная работа, и оставалось много времени для прочих занятий. Какое-то время диковинные обычаи ласкаров вызывали большой интерес у моряков «Шеера», а потом они привыкли. Тощие ласкары — некоторые прямо-таки мешки с костями — не придерживались западных правил поведения за столом, и простым немецким матросам, впервые имевшим честь наблюдать за индийцами, их этикет казался чрезвычайно примитивным. Трапезой распоряжались пятеро серангов, [7] Серанг — бонман. и первым делом они с величайшим презрением отвергли предложенные столовые приборы.

Кок «Шеера» под опытным руководством седобородого старика приготовил пять больших мисок риса. Рис нужно было варить до мягкости, но так, чтобы он был сухим и рассыпчатым, а не кашеобразным и клейким. Затем серанги раздали по банке с селедкой в томатном соусе каждой пятерке ласкаров — заинтересованные наблюдатели отметили это с большим одобрением, так как немецкие матросы не очень любят селедку в томате, и чем больше ласкары съедят, тем меньше останется на долю матросов. Серанги собственноручно перемешали содержимое банок с рисом, и после этого, вместо того чтобы приступить к обеду, все ласкары разом повернули голову вправо, что означает «Нет!». Серанги перемолвились парой слов с коком, и на свет были извлечены банки с вареньем, которое добавили в рис с селедкой и томатным соусом. Зеваки смотрели круглыми глазами, но когда снова дали команду приступить к обеду, индийцы стали есть. Коричневые руки потянулись к мискам, головы и спины склонились вперед, чтобы не пропало ни зернышка драгоценного риса, так что головы ласкаров с угольно-черными, блестящими волосами чуть не столкнулись посередине, накрыв миски, словно зонтики из лакированной кожи.

Серанги, как подобало в их высоком положении, принялись за обед в тишине и достоинстве, когда ласкары покончили с едой и разошлись. Тем временем оператор пропагандистской кампании засиял весь процесс для хроники похода «Шеера».

Были у невольных гостей «Шеера» и другие странные обычаи, поначалу вызывавшие непонимание и замешательство. Например, первым же утром, как только ласкарам разрешили выйти на палубу, они разом кинулись на корму под испуганные крики матросов-охранников. В их глазах застыло такое дикое выражение, что немецким морякам на минуту показалось, что им доведется стать свидетелями массового самоубийства. И пока решали, что предпринять, чтобы водворить порядок среди пленных, с мостика раздался крик:

— Все нормально, пустите их.

Вахтенному офицеру приходилось бывать на Востоке, и по полотняным коврикам, которые ласкары несли под мышкой, он сразу же понял, в чем дело: они хотели как можно ближе подойти к востоку, чтобы совершить обычные утренние молитвы и испросить благословения Аллаха на предстоящий день.

Но, выйдя на корму, ласкары столкнулись с определенными трудностями. Начались споры. Индийцы возбужденно махали тонкими руками и во все стороны указывали смуглыми пальцами. Как назло, с утра восточный горизонт затянули облака, а на западе небо прояснилось, и уроженцев Востока обуяли сомнения в том, с какой же стороны на самом деле встало солнце. Некоторые уже расстелили коврики и опустились на колени лицом на запад, когда с мостика явился ординарец с поклоном от вахтенного офицера и точным направлением по компасу. Сначала индийцы рассердились на того, кто прервал их молитвы, но потом, разобравшись, зачем пришел матрос, тут же сменили гнев на милость и обернулись к мостику, улыбаясь, радостно крича и махая руками в благодарность за дружескую подсказку. Капитал Плауц в ответ тоже помахал им рукой с мостика и пожелал «хорошей молитвы».