Владимир Корнилов - Искра

Стыд перед Искрой, перед Ленькой-Леничкой обжег — Леничка-то сидел от меня отвернувшись, показывал, что не на моей он стороне! И вернулся я, сел на лавку, в стыдобушке сунул шапку меж колен.

— Ладно, уж, прости, — сказал хмуро.

Искра ладошками закрыла лицо, пролепетала, не отнимая рук:

— Нет, это вы меня простите, мальчики. Виновата я, не все сказала, как есть. Я слово дала…

Ленька-Леничка, все еще не глядя на меня, отозвался:

— Не в чем тебе каяться, Искра. Слово дала — держи. Твое слово — наше слово. Санька и я тебе доверяем. А то, что он вздыбился, так это не от тебя. Терпенья уж нет в обиде жить! Чего спорить-то? Надо, так надо. Давайте думать: куда и как переносить. Землянка-то снегом завалена!..

Вот уж воистину: один от дури поглупеет, другой вразумит!

Снова и снова вспоминаю наши два камушка на веревочке, запущенные ввысь: один другого поддернет — оба летят!

Как бывает только в отрочестве, сразу и согласно забыли мы об обидах. Искра с хозяйской озабоченностью заспешила к печи, забавно шаркая по полу большими стоптанными, с обрезанными голенищами валенками. Длинная материнская юбка, два раза обкрученная вокруг тонкого ее тела и подвязанная веревочным пояском, заштопанная зеленая кофта с подвернутыми до локтей рукавами придавали ей какой-то особенно уютный, домашний вид. С раскрасневшимся лицом, с буйно-рыжими волосами, она хлопотала у печи, среди ухватов и чугунов, как Золушка, которой еще предстояло попасть на королевский бал.

Поставив на выскобленную столешницу помятую алюминиевую миску с еще влажной картошкой, исходящей парком, Искра каждому дала по маленькой луковке, насыпала на тряпочку щепотку соли.

— Макайте, ешьте! — сказала озабоченно. — Жалко, другого нет. Ну, да как-нибудь? — и улыбнулась виновато нам обоим.

Искра указала место — банька Таисии Малышевой. То, что банька Малышевых была передаточным местом, враз успокоило — Серегина бабка предать не могла.

Трудность была в другом: как в незаметности, вне чужой подозрительности перетащить оружие из землянки, — винтовки не гвоздики, в кармане не пронесешь. Да и снега кругом, куда ни шагни — следочек, вот он, как буквочка на книжке, читай, ухватывай того, кто оставил после себя знак!..

Прикидывали так и этак, спорили, понимали, чем может обернуться и для нас, и для кого-то еще любая промашка. В конце концов на одном сошлись. Протоптали тропу с моста в лес, мимо укрытой сугробами землянки. В лесу свалили пару не слишком толстых берез, разделали на дрова. Первый воз вместе с хворостом протащили на санках не таясь, прямо деревенской улицей, свалили у баньки Малышевых. Если б кто и заподозрил нас, иди копайся, в санках, кроме полен да хвороста, ничего. А что не в свою баньку дрова, так понять надо — разве осилит тетка Таисия воз дров из леса притащить?!

Пробный рейс прошел без осложнений. Тетка Таисия вышла к баньке, как всегда, сдержанно поблагодарила. С Искрой переглянулась, мне показалось, кивнула одобрительно. Зимний день недолог. Смеркаться стало, когда мы отправились на вторую возку. Ленька-Леничка с Искрой потащились в лес грузить санки хворостом, я же, как можно меньше оставляя следов, пробился к землянке, под сугробом прополз к лазу. В землянке было глухо, темно, но где что лежит я знал. Подул в ладони, отогрел озябшие пальцы, чтоб чувствовали, стал подтаскивать к лазу поочередно то, что было в углу.

Пулемет, из которого стреляли по «Юнкерсам», мы еще с осени зарыли тут же, в землянке. Затвор смазали, прищелкнули магазинную коробку с набитой патронами стальной лентой, все зашили в мешковину, уложили в яму, сверху прикрыли доской, присыпали землей. Пулемет мы договорились оставить себе. Из прочего решили отдать три винтовки, автомат немецкий, короткий, с рожком (другой, такой же, что взяли во ржи, с убитого немца, сгинул вместе с Серегой, когда стрелял он полицаев). Еще добавили пять круглых, как яички, гранат, цинковку с нашими и фрицевскими патронами. Не густо, но Искра сказала: — Пока хватит…

Мы не спорили, молча подчинились.

Все, что Искра наметила передать, я подтащил к лазу.

Когда Ленька-Леничка посвистел с тропы, я выволок винтовки к саням. Аккуратно, по-волчьи, ступая в свои же следы, сходил за автоматом и цинковкой. Все мы уложили под хворост, туго стянули воз принесенными подпругами. Лаз я завалил снегом, свои следы старательно замел еловой лапой. Ветер, дувший с утра, мел по склону поземку, была надежда, что к ночи начисто залижет снегом весь откос.