Сергей Русанов - Особая примета

«Заболел в 1942 году… повторение приступов — в 1946, до 1949 г. болей не ощущал… За последние два месяца — третий приступ…»

Что же дальше? «Боли стихли, просит выписать…» Хорошо, что ее послушались. Вот где начинается обследование: кровь, желудочный сок… желчь… Ага! Рука Алейникова: «6 апреля — холецистография…» Описание снимка желчного пузыря, диагноз… «ввиду значительной и стойкой деформации желчного пузыря, нарушающей его функцию… участившихся приступов… показано оперативное лечение. От предложенной операции больной отказался…» Понятно, весна — начало арктической навигации… А вот: «8/IV. 23.00. Вызван к больному по поводу сильнейших болей в правом подреберье, отдающих в шею и лопатку./.» И утром: «9/IV. Ночью повторился приступ болей, продолжавшийся около часа и стихший после инъекции морфия… Больной согласен на операцию, но требует только местного обезболивания».

Конечно, под наркозом люди разговаривают… Все-таки смелый человек!

«15-го апреля — операция…» Ну, тут все, как и следовало ожидать. Двадцать шестого выписан в хорошем состоянии, с неокрепшим рубцом. Все. Значит, это было год назад, возможно, его уже и нет здесь…

Профессор отложил историю болезни и~ обратился к главному врачу больницы:

— Да, это — тот самый больной, которого я помню. Мы тогда поспорили с терапевтами — они возражали против операции. Интересно, как он чувствует себя сейчас. Не откажите попросить вашего секретаря… Вот что, милая девушка, будьте любезны позвонить в отдел кадров треста Арктического дорожного строительства — работает ли у них топограф Дергачев. Нам с Борисом Константиновичем интересно узнать отдаленные результаты операции. Буду очень благодарен.

В отделе кадров Арктикдорстроя сказали, что Дергачев по-прежнему служит в тресте. Румянцев попрощался с главврачом и вышел. Нашел! Он так был уверен, что это Кларк, что будь у него право — немедленно, без всяких рассуждений приказал бы арестовать Дергачева…

— На Литейный! — сказал профессор, садясь в автомобиль.

Прошла неделя, миновали майские праздники. Румянцев был уверен, что его сообщением заинтересовались и что дело идет своим порядком. И все-таки ни на минуту не мог выбросить из головы Кларка с его желчным пузырем — теперь уже удаленным — и волновался. Волнение усилилось, когда четвертого мая зазвонил телефон и он услышал:

— Профессор Румянцев? Здравствуйте, профессор, говорят из Первомайской больницы. С прошедшим праздником вас! Вы, профессор, искали больного Дергачева — он был у нас тридцатого апреля. Я вам звонила вчера и не застала.

Румянцев вздрогнул:

— Да? Зачем он приходил?

— Ему сказали, что о нем справлялись из больницы, так он зашел узнать в чем дело. Такой обязательный, очень культурный! Ну, я сказала ему, что это вы им интересовались.

Профессора бросило в жар:

— Да за каким же… — начал он, но сдержался. — А он не спросил, по какому поводу?

— Нет, я ему сказала, что вы проверяете больных Алейникова в связи с его книгой.

— Хорошо, благодарю вас. Напрасно вы беспокоились, дело не срочное.

— Что вы, что вы! Мы вас так уважаем…

Румянцев дождался, пока секретарь положила трубку, и чуть не швырнул свою. Правду говорят — услужливый дурак опаснее врага. Но и он-то хорош, черт его дернул… Не мог потерпеть, полез сам проверять… Правильно ему сказали, что со звонком в трест он поступил неосторожно. Кларк не мог забыть его фамилии — теперь он уже четыре дня знает, что профессор нашел его.

Румянцев поспешно набрал номер. Как нарочно, телефон долго был занят. Наконец ему ответили.

— Полковник Лузгин?

— Да. Кто спрашивает?

— Это генерал Румянцев. Товарищ полковник, моему больному с желчным пузырем, оказывается, сообщили, что я искал его и…

— Простите, товарищ генерал, не стоит об этом. Я хотел звонить вам. Нужно повидаться. Вы не разрешите заехать к вам часов в семь вечера с одним товарищем? Тогда бы и поговорили обо всем?

— Сегодня? Да, можно, пожалуйста.

— Куда прикажете — в клинику или на дом?

— Лучше в клинику. Я задержусь сегодня.

Посетители немного запоздали — было уже половина восьмого, когда профессору доложили, что его спрашивают двое военных. Полковник Лузгин первым вошел в кабинет.

— Здравия желаю, товарищ генерал! Привел к вам старого знакомого. Подполковник Петренко. Узнаете?

— Еще бы не узнать, очень рад! Он все тот же!

Румянцев крепко пожал руку Петренко; тот действительно мало изменился за пять лет — то же круглое, спокойное лицо, небольшие, зоркие глаза под густыми бровями, висячие усы; только виски слегка посеребрились.