Сергей Русанов - Особая примета

— Нет, спасибо, не могу.

— Да, вам на охоту готовиться? Хороша погода, до того тепло — просто не поверишь, что дома еще зима. Сейчас передавали — в Москве минус десять… Ну, пошли, Лена. Пока, Иван Михайлович! Ни пуха вам ни пера!

Соседи ушли по сумеречной улице, а Румянцев, пройдя между двумя рядами пирамидальных туй, поднялся на крыльцо коттеджа, нижний этаж которого он занимал.

«Ничего еще не знают! Ни пуха ни пера — как же!» — подумал он, входя в маленькую переднюю.

Румянцев повесил шинель на плечики, прошел в свои комнаты и зажег свет. Собака, рослый кофейно-пегий грифон, завертелась вокруг, чихая от избытка чувств, но хозяин, не приласкав, отослал ее, обиженную, на место.

Устал он сегодня и на душе неспокойно. Нынче утром, в восьми километрах от города обстреляли машину командующего. Уже почти год, как окончилась война. На территории Народной Демократической Республики ликвидированы последние национал-фашистские банды. Казалось, все тихо и спокойно. Нет! Командующий, конечно, прав: тут не остатки старого, это протянулась через границу новая, еще более опасная рука…

Бандиты, засевшие в густой сосновой посадке вдоль шоссе, пропустили головной бронетранспортер и из нескольких автоматов ударили по легковой машине. Шофер, пронизанный пулей, не бросил руль и вывел машину командующего из-под обстрела. Маршалу только слегка оцарапало шею, но сидевший рядом с ним генерал был тяжело ранен.

С замыкающего бронетранспортера охрана открыла огонь по чаще, но на выстрелы никто не отвечал. Автоматчики бросились в посадку и застряли в непролазном молодом сосняке. Пока пробирались — за соснами грохнул сильный взрыв, высоко взлетели обломки. Когда люди выбрались, наконец, из чащи на проселочную дорогу — она упиралась в бурлящую-весенней водой речку, — вниз по течению уплывали остатки взорванного моста. Переправа задержала преследование, диверсанты скрылись, видимо уехали на грузовой машине, след которой нашли в роще за рекой.

Обо всем этом командующий рассказал хирургу во время осмотра и несложной перевязки, и профессор, за свои 56 лет видевший разных людей, не мог не подивиться спокойствию рассказа и невозмутимой ясности лица человека, только что пережившего смертельную опасность.

Потом оперировали тяжелораненых. Оба были в плохом состоянии, особенно немолодой и слабый здоровьем генерал. Всего в этот день главный хирург сделал пять больших операций, не успел пообедать, был утомлен и встревожен. О завтрашней поездке на охоту нечего и думать.

Румянцев с сожалением поглядел на ружья, висевшие над диваном, сбросил китель, выпустил собаку в потемневший сад и осмотрел свое холостяцкое хозяйство. Хлеб, масло, холодная жареная утка, консервы — вполне достаточно, не страшно, что опоздал в столовую. Включив чайник, он прилег на диван, но почти тотчас услышал движение в передней. Да ведь входная дверь осталась открытой! Кто это? Неужели еще что- нибудь случилось?

— Прошу простить! — ответил чужой, явно не русский голос.

Профессор поднялся, вышел в переднюю. Там стоял незнакомый худой человек в зеленой байковой пижаме, в мягких туфлях, — видимо, выбежал из дому в чем был. На его взволнованном бледном молодом лице чернели подстриженные усики. Он с опаской посматривал на Рекса, который вошел с ним со двора и теперь обнюхивал его, виляя обрубком хвоста.

— В чем дело? Не бойтесь, он не тронет. Рекс, на место!

— Прошу простить, пане профессор… — повторил черноусый, — я сосед, Ружек, з механичнего, ту, напротив… Ох, беда!.. — волнуясь, он не находил русских слов, и хирург попросил его перейти на родной язык. Тогда черноусый объяснил, что он живет через улицу, в большом доме, рядом с разрушенным зданием, работает техником на механическом заводе. Несколько минут назад жена хотела поправить занавеску на окне, поскользнулась на табурете, выдавила стекло и глубоко порезала руку в локте. Столько вышло крови — Иезус-Мария! Он затянул ей руку полотенцем… И никого с ней нет, соседи все ушли…

Румянцев вообще, — а особенно здесь, за границей, — старался избегать всего, что сколько-нибудь походило на частную практику, но тут отказываться не приходилось. Он быстро прошел в комнату, надел китель, захватил пару перевязочных пакетов и склянку с йодом, выдернул вилку закипавшего чайника и возвратился в переднюю, взял фуражку, взглянул на шинель. Черноусый ломал пальцы и топтался от нетерпения.