Юлиус Фучик - Вместе во имя жизни (сборник рассказов)

Блиц скучающим взглядом обвел господина Керна и хвостом отогнал муху. Он уже хотел было отбежать в сторону, но Керн зашелестел кульком. Извлек конфету и подставил псу ладонь:

— На, Блиц, услади свою душу!

Пес слизнул конфету языком и захрустел ею. Господин Керн взял вторую конфету. Раскусил ее, и ромовая начинка растеклась по языку, приведя его в состояние тихого блаженства.

— Вот видишь, Блиц, я про тебя думаю, старина, а ты… Что ты против меня имеешь? Делаю тебе все, чего ты только не пожелаешь, люблю тебя, как родного сына, а ты все ворчишь, старина. Хоть я и ниже чином, нежели ты, а все-таки я человек, а в человеческом мире тебе нужен верный проводник среди этих мамелюков.

Из другого кулька господин Керн извлек малину в шоколаде и протянул ее на ладони Блицу, пытаясь подкупить его и расположить к себе. Пес принюхался и с недовольным видом отвернулся. Затем он понюхал воздух и затрусил в сторону, следуя указаниям, принесенным ему ветром.

Керн в темпе рванулся за ним. Отвергнутую конфету он положил в рот. Но его ожидало горькое разочарование: его зубы установили, что конфета не имеет начинки. Это разочарование отразилось и на его лице, когда он поспевал за Блицем, исчезнувшим где-то за поворотом.

— Все теперь — сплошное мошенничество. Раскусишь, а внутри нет ничего! И ты, Блиц, уже не тот, каким был раньше! Я тебя учил давить белых карликов — ведь это я зажег звезду твоей карьеры! А ты теперь пренебрегаешь своим верным проводником, а все потому, что стал офицером, попал в казино, обласкан штабом…

Внезапно Керн прервал свои сетования и ускорил шаг, потому что за углом раздалось странное повизгивание. Потом что-то заурчало — и конец! Затем он увидел белые клыки, впившиеся в горло лохматой собачонки. Он успел к началу и одновременно к концу события: все произошло скорее, чем вы произнесли бы слово «пес». Блиц погрузил морду в рану и жадно лакал кровь.

Господин Керн стоял над ним, широко расставив ноги в блестящих сапогах.

— Так вот какие конфеточки ты сосешь, вот какая начинка тебе надобна… Теперь я знаю, почему ты тоскуешь, отчего ты такой хмурый. Ладно, давай лакай, пока течет, — сказал он и полез в кулек за конфетой. Божественный вкус грильяжа наполнил его рот.

После этого случая господин Керн обрел уверенность, что он наконец-то нашел причину плохого настроения и печали Блица, что теперь-то к ним вновь возвратятся старые времена верного сожительства двух душ.

— Ладно, наслаждайся, — говорил он псу, — но при этом не забывай своего Оскара, который носил тебя на руках, когда ты был щенком! Приласкайся опять ко мне, взгляни на меня своими преданными глазами!

Но тщетно взывал он к псу, домогаясь его расположения, напрасно протягивал руку, чтобы почувствовать ласковое, влажное прикосновение его языка. Пес уже не вилял хвостом и не терся об его ноги в приливе собачьей признательности, когда Керн гладил его по спине. Блиц переносил ласки Керна апатично, старался увернуться, глядел вроде бы даже насмешливо, и в его карих глазах порой проскальзывала злая искра. На постели, которую они делили, он начал теперь разваливаться посередине, а когда его упрашивали занять свое прежнее место в ногах, недружелюбно ворчал. Его запросы все возрастали, и постепенно он начал вытеснять хозяина с их общего ложа. Наконец Керну не осталось ничего иного, как освободить ложе и переместиться на диван.

На прогулках ему приходилось догонять пса, который иногда совсем исчезал где-то среди заборов, и тогда Керн тщетно взывал, обращаясь к нему с самыми лестными именами. А когда, весь в поту, он наконец достигал уединенного места где-нибудь в районе свалок, где редко ходят люди, все уже было кончено. Обычно Блиц сидел у лужи крови, в которой лежало то, что совсем недавно было собакой. Его нос уже был повернут в сторону от места кровавой расправы.

— Ох, Блиц, — говорил тогда хозяин, и в голосе его слышалась укоризна, — ну зачем ты это делаешь? Почему не идешь со мной, как положено? Ты что, не понимаешь, как я пугаюсь при мысли, что ты можешь потеряться? Вдруг с тобой что случится, бродяга? Ведь я отвечаю за тебя перед господином генералом. Но и без того ты мне дорог, как мое собственное сердце! Пошли домой, отдыхать будешь!

Наступил великий день. Солнце взошло в небывалой славе, и на всех домах длинные красные полотнища знамен со свастикой возвещали о новой победе, огромной, потрясающей, вроде бы уже последней перед предсмертным хрипом «варварского Востока».