— И вас взяли? — удивился Василий, присаживаясь возле Константина.
— Как видишь, — вздохнул Константин, отворачиваясь. Ему трудно было смотреть в лицо брату. Что, если следователь и Стоянов сказали правду?
— Что с Сергеем?
— Ранен в бедро.
Арестованным принесли ужин. Каждому по кружке кофейной бурды, даже запахом не напоминавшей кофе, и по ломтику серого хлеба, перемешанного с отрубями.
— А это вам! — Полицейский, отыскав Василия, протянул ему миску, до краев наполненную гречневой кашей, поверх которой лежал большой кусок вареного мяса, и как бы невзначай громко заметил: — Господин Стоянов распорядился, за ваши правдивые показания...
Взоры подпольщиков устремились на Василия. А он метнул на полицейского уничтожающий взгляд, потом улыбнулся и взял миску.
— Ну и сука же твой господин, а добру пропадать незачем. На, Сергей, подкрепись, — он подал миску Вайсу, который все это время лежал с закрытыми глазами и только теперь приоткрыл веки.
— Дешево тебе платят за предательство, — вдруг прозвучал в тишине какой-то напряженный звенящий голос Константина.
Василий поставил миску на цементный пол, повернулся к. брату, потом оглядел примолкнувших товарищей.
Лицо его, изуродованное кровоподтеками и ссадинами, побледнело, напряглось. Но голое прозвучал спокойно и, как всегда, с едва уловимой добродушной усмешкой.
— Та-а-ак, — протянул он. — Самим себе перестаем верить. Миска каши, и с пол-оборота все завелись.
— Они при каждом вопросе на тебя ссылались, — все тем же звенящим голосом продолжал Константин.
Василий с ласковой насмешкой посмотрел на него.
— А тебя, Костя, за что они так раскрасили? — спросил он.
— Допытывались, где оружие спрятано.
— То-то и оно, что допытывались. И еще пытать будут. А если бы я выдал, зачем им зря время тянуть? Поехали бы и забрали все... А каша с мясом на дураков рассчитана. Будьте спокойны, тех, кто нас выдает, Стоянов кормит кашей у себя в кабинете...
Лица подпольщиков просветлели. А Василий продолжал:
— Теперь мне ясно, зачем они поместили всех в одну камеру. Они хотят нас расколоть, хотят внести недоверие в наши ряды... А мы должны держаться твердо. Надо договориться, кому как вести себя на допросах.
Сгрудившись вокруг Василия, подпольщики слушали его указания.
Вскоре двое полицейских пришли с носилками и утащили на допрос Сергея Вайса. Молча смотрели товарищи вслед общему любимцу. Всегда энергичный и подвижный, Вайс казался теперь совсем беспомощным.
Прошло более часа, пока его принесли обратно.
— Звери! Они мне соль в рану насыпали, — скрипя зубами, сказал он. — Теперь я знаю, кто нас выдает. Я сам своими глазами видел.
Доктор Сармакешьян, сидевший несколько в стороне от остальных, поднялся с пола и подошел к Вайсу.
— Принесите, пожалуйста, воды. Я промою ему рану, — попросил он, снимая одежду с раненого.
Никто не пошевелился. Все с нетерпением смотрели на Вайса в надежде услышать имя предателя. Но Сергей замолчал, стиснул челюсти.
— Кто?
— Кого ты видел?
— Не тяни, Сергей.
Пересиливая боль, Вайс поморщился и сказал:
— Раневская. Она жива. Сидит в коридоре с перевязанной головой. Как я мог промахнуться! Ведь пуля попала в голову.
— Принесите же кто-нибудь воды, — сердито повторил Сармакешьян, склоняясь над Вайсом и почесывая черную седеющую бородку.
Максим Плотников растолкал товарищей, взял кружку, пошел к баку с водой.
— Сергей, ты не ошибся? — спросил Константин.
— Нет. Это она. Я ее узнал сразу.
Василий, Константин, Вайс и другие стали припоминать, кого из подпольщиков мог знать Мусиков и, следовательно, Раневская. Они перечисляли фамилии товарищей — арестованных и тех, кто был еще на свободе. Все это слушал и запоминал Николай Кондаков, которого Федор Перцев завербовал в свою группу.
Когда Кондаков сообщил в СД-6, что напал на след подпольной организации, начальник службы безопасности пообещал крупное вознаграждение, если Кондакову удастся стать членом этого подполья. И провокатор согласился.
Познакомившись с членами группы Перцева, он 10 мая выдал их штурмбаннфюреру Биберштейну. Для виду его арестовали вместе с ними. И теперь по указанию Брандта он подслушивал разговоры подпольщиков и обо всем исправно доносил Стоянову и Петрову. Тем же занималась Софья Раневская в женской камере.
С каждым днем капитан Брандт получал все более обширные данные о деятельности и численном составе таганрогского городского подполья. И хотя большинство подпольщиков, испытывая нечеловеческие муки во время пыток, не выдавало своих товарищей, тюремные камеры полиции пополнялись все новыми и новыми узниками.
Читать дальше