Николай Чуковский - Трудна любовь

— Непохоже, — сказал Криницкий.

— Ведь немцы тогда подходили к аэродрому, и если Завойко не пошел в лес, значит, он твердо знал, что туда прохода нет… Сочинила глупую басню и бьет теперь беспощадно по человеку, который жизнь бы за нее отдал!

Чирков задохнулся от волнения, хлебнул воздуха и яростно прибавил:

— Ненавижу!

Козырнул и пошел в сторону, в темноту, оставив Криницкого одного.

Уж почти стемнело, и Криницкий, оставшись один, вдруг обнаружил, что не совсем ясно себе представляет, как пройти к зарытой избе, в которой он жил. В темноте поле казалось огромным, безграничным. Криницкий пошел наугад к смутно различимому лесу, помня, что зарытые избы находятся где-то возле опушки. Но к лесу он вышел в незнакомом месте. Вдоль леса вилась дорога, светлая от пыли, накатанная грузовиками и бензозаправщиками; она шла вокруг всего аэродрома, то пропадая в кустах, то выбегая на край поля. Криницкий остановился, подумал и свернул по дороге направо.

Ветер шумел в темных деревьях, падающие листья поминутно касались его щек. Он быстро шагал, дыша влажным ветром и поглядывая вверх, на уже ясно обозначившиеся звезды. И вдруг почувствовал, что следом за ним кто-то идет.

Он именно почувствовал это, потому что расслышать шаги в шуме деревьев не мог.

Он обернулся.

Позади, на изгибе дороги, видны были темные купы кустов. Если там находился человек, он сливался с этими кустами, и различить его было невозможно.

Криницкий пошел дальше. Теперь он уже твердо знал, что его кто-то преследует. Не просто идет в одном с ним направлении, а преследует: чуть Криницкий замедлит шаги — и тот, другой, замедлит шаги.

Дойдя до открытого места, Криницкий повернулся внезапно и резко.

На этот раз он отчетливо увидел человека, который поспешно метнулся в сторону, к кустам. Однако, поняв, что его обнаружили, до кустов не добежал, а застыл посреди дороги, пристально глядя на Криницкого сквозь мглу. Криницкий тоже стоял неподвижно и не отрываясь глядел на своего преследователя.

Так, в молчании, прошло минуты две. Человек, смотревший на Криницкого, был крупен и широк, как медведь. Фуражка военная.

Внезапно он двинулся с места и шагнул к Криницкому. Криницкий продолжал стоять.

— А, это вы! — услышал Криницкий досадливый возглас и узнал инженера Завойко.

Кожаного реглана на Завойко не было. Он выбежал из мастерской как был — в рабочем комбинезоне, перетянутом ремнем, с которого свисала большая кобура пистолета «ТТ».

— Это вы! — повторил он раздраженно. — А где же они?

— Кто? — спросил Криницкий.

— К черту! — воскликнул Завойко, вне себя от досады. — Я принял вас за него и пошел за вами. Я видел их через дверь. Где же они? Куда он повел ее?

Он дрожал от раздражения и гнева и, кажется, ненавидел Криницкого за то, что не узнал его в темноте.

— Он был с ней, а потом, смотрю, идет один. Я увязался за вами и дал ему уйти! А, черт! — чертыхнулся он снова. — Ну, нет, я его еще догоню!

Махнув на Криницкого рукой, он повернулся и побежал по дороге обратно. Пистолет в кобуре, раскачиваясь, бил по его бедру. Его широкая спина растворилась в темноте, но еще долго было слышно, как он бежит вдоль края леса и как стучат его сапоги.

Криницкий продолжал стоять. Ему было ясно, кого хотел догнать Завойко. Из мастерской, через раскрытую дверь, Завойко увидел Устиновича и Елену Андреевну. Он не совладал с ревностью, выскочил и побежал за ними. Криницкий вспоминал его дрожь и его бешенство и не знал, что делать. Особенно почему-то не выходил у него из головы пистолет, болтавшийся у Завойко на ремне. Конечно, на аэродроме всегда все ходят с оружием, но теперь мысль об этом пистолете тревожила его…

И Криницкий решился. Он двинулся обратно за Завойко. Сначала он шел неторопливо, но чем дальше, тем сильнее становилась его тревога и тем быстрее он шагал. Он не знал, чем может кончиться встреча Завойко с Устиновичем, он ожидал чего угодно, самого ужасного. Он уже бежал, бежал во весь дух, и ветки в темноте хлестали его по лицу.

И вдруг услышал впереди голоса.

Он мгновенно замер, вслушиваясь и вглядываясь.

Завойко и Устинович стояли за большим черным кустом, который огибала дорога, и он налетел бы на них, если бы не остановился.

Слов Завойко Криницкий не разобрал. Завойко свирепо и невнятно гудел, угрожающе наступая на Устиновича, взмахивая руками.

— Зря. И все ты зря, — сказал ему Устинович ласково и безнадежно.

— Ну нет, не зря! — закричал Завойко. — Я не слепой, я все вижу, я все знаю! Нет, не зря!