Сигизмунд Дичбалис - Зигзаги судьбы

— Всё прощу, но ложь — никогда! Эти слова были моим маяком до тех пор, пока я сам не понял, что врать можно, но только когда это просто необходимо для спасения своей шкуры. И без вреда для других!

Мама всегда старалась как-то наставить меня на «путь истинный». В один из выходных, после очередной жалобы из школы, привела меня она к одному «важному человеку». Это был друг семьи, но, увы, фамилию его я не могу вспомнить. Поднялись мы с мамой по лестнице, зашли в квартиру, и после традиционных приветствий с хозяйкой семьи мне предложили зайти в комнату — кабинет хозяина. С левой стороны были полки с книгами, за письменным столом, спиной к окну, сидел хорошо сложенный и с приятным лицом мужчина. Во всем его облике чувствовалась уверенность, которая вызывала чувство уважения [1] Много позже мне удалось установить, встретившись с Виктором Сергеевичем Вавиловым, который гостил у меня в Австралии, что это был его отец — академик Сергей Иванович Вавилов. . Я стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу. Он задал несколько вопросов и под конец этой организованной мамой аудиенции встал из-за стола и, положив руку на моё плечо, сказал мне, что я крепыш, а в здоровом теле должен быть и здоровый дух — он уверен, что я исправлюсь.

Эти слова его, так меня «взбодрили», что по дороге домой, когда мать завела меня в какой-то садик со спортивной площадкой, я захотел показать перед мальчишками и мамой, как надо спускаться по отполированным столбам — по ним ребята соскальзывали вниз на спор, кто приземлится первым. Забравшись наверх и выждав, когда соперники приготовились к спуску, я расслабил хватку до такой степени, что просто упал по столбу вниз. Да, я был первым, но с вывихнутой ступней. Бедной матери пришлось взять меня на руки и нести до самого дома.

Мои последние воспоминания о матери — не совсем приятные, но это было!

Мать заболела чем-то, что скрывали от четырнадцатилетнего мальчишки. Ей делали операции, высылали в Алупку или Алушту на выздоравливание. Наши две комнаты были заполнены всякими кактусовыми растениями, сок которых должен был быть полезным ей для выздоровления. Все это проходило мимо меня, как что-то «нормальное». «Ну, заболела, теперь вылечивается», — думал я, так как никто не говорил мне о серьезности болезни матери. Но мать слегла в постель. Начали приходить доктора или медсестры и делать матери какие-то уколы.

Моя мама Янина Николаевна Дичбалис. Фотография сделана за год до её преждевременной кончины. Её автобиография приведена в Приложении 1

Она стонала, но так тихо, что я всё ещё не принимал всю обстановку всерьёз. Пока, в один день, бабушка не позвала меня в комнату, где лежала мама, сказав, что мать хочет поговорить со мной. Я подошел к кровати. Мать лежала обессиленно и смотрела на меня своими большими глазами на исхудавшем лице.

— Обними меня, — попросила она меня.

Встав на колени, чтобы подсунуть руки под её подушку, я мог следить за движением материнских губ и ловить шелест её слов, произносимых ею с огромным трудом.

— Зыгмусь, — стараясь всё досказать до конца, проговорила мама, — иди по жизни так, чтобы мог бы вернуться по своим стопам без стыда.

Остановившись и через несколько секунд собрав последние силы, мать добавила вторую фразу:

— Если будешь в сомнении, что делать, подумай, а что сказала бы я…

Она вздохнула с трудом, на её лице показалось страдание, огромный сгусток крови выскользнул из её тела… и она умерла!

Покажется Вам это странным или нет, но мне уже за восемьдесят, а я всё ещё, когда в сомнении, вспоминаю её последний совет. И это здорово помогает!

Умерла мать двадцать второго июня 1935 года, тридцати пяти лет от роду.

Как в тумане, вспоминаю какое-то кладбище, ограду с уже находившимися там двумя могилами, какого-то попа с кадильницей и человек двадцать провожавших мать в её последний путь.

Чуть ли не на следующий день от учреждения, где работала мать, была выделена путевка для меня в санаторий, в Крым. Помню, как в городе Феодосия подчинялся режиму санатория. Вставал рано, делал зарядку, ходил по горам, спал после обеда и ложился спать рано. Всё остальное, до начала 1938 года, вспоминается с трудом и как бы в тумане.

О школьных днях помню мало. Потрясло всех, и нашу семью в том числе, сообщение, потрясшее весь Советский Союз в переносном и прямом смысле — убийство Сергея Мироновича Кирова.