Бруно Апиц - В волчьей пасти

— Гефель!

Гефель вскинул глаза и последовал за Цвейлингом в кабинет. Каждый раз, когда они стояли друг против друга, им приходилось тщательно вычеркивать из памяти то, что теперь вклинилось между ними — вопрос о ребенке! Вопрос этот затаился в их черепных коробках как нечто опасное для обоих, и Гефель с любопытством ждал, что Цвейлинг сейчас скажет ему. Спокойно и прямо смотрел он в лицо шарфюреру. Тот вытянул под столом длинные ноги.

— Сегодня больше эшелона не будет. После переклички убирайтесь все в свои бараки.

Что это значило?

— Вам не нравится, что вы раньше уйдете отдыхать?

Это должно было звучать приветливо.

— У нас еще очень много дела.

Цвейлинг кивком отпустил заключенного.

— Доделаете завтра. На сегодня довольно! И без того скоро конец, — добавил он.

— Как прикажете вас понять, гауптшарфюрер? — представился наивным Гефель.

— Да вы не притворяйтесь, — с деланной доверчивостью сказал Цвейлинг. — Мы оба знаем, о чем речь.

Они молча смерили друг друга взглядом.

— Объявите перекличку. Ключ я сегодня возьму с собой.

Выходя из кабинета, Гефель чувствовал на спине подстерегающий взгляд Цвейлинга. Незаметно подмигнув Пиппигу, который стоял у стола и подозрительно следил за кабинетом, он дал тому понять, что происходят какие-то события. Они не обменялись ни единым словом, только глаза их сказали: «Не зевай!»

— Стройся на перекличку! — Гефель шел по камере. — Стройся на перекличку!

Заключенные, дивясь преждевременной перекличке, собрались в переднем помещении у длинного стола. Тем временем Гефель ходил по камере и проверял, закрыты ли окна. Он размышлял: если Цвейлинг на этот раз сам отнесет ключ к воротам, камеру им не открыть, и проникнуть в нее можно будет лишь окольным путем.

Первоначальный план приходилось отбросить.

Гефель чувствовал, что где-то притаилась опасность.

Почему Цвейлинг дольше обычного торчит в камере? Что он задумал?

Из угла вышел Кропинский, тоже удивленный ранней перекличкой.

— Что случилось?

Гефель успокоил поляка и отослал его в переднее помещение. После его ухода Гефель открыл одно из двух окон, выходивших на боковую сторону здания, и высунулся наружу. На три метра ниже окна начиналась крыша здания, соединявшего вещевую камеру с баней. Гефель остался доволен. Он закрыл окно, но затвор поставил так свободно, что при нажиме на оконную раму снаружи он должен был податься. После этого Гефель направился в переднее помещение.

Уже стемнело, и лагерная перекличка давно окончилась, а Цвейлинг все еще оставался в вещевой камере. Укрытые мраком, в углу между кухней и баней стояли Гефель, Пиппиг и Кропинский. Молча наблюдали они за окном во втором этаже большого каменного здания. Сеял мелкий холодный дождь. Спрятав руки в карманы тонких штанов, трое мужчин неуклонно следили за окнами. Над лагерем нависла мертвая тишина. Не видно было ни одного заключенного. Время от времени по хрусткому гравию пробегал какой-нибудь возвращавшийся из канцелярии блоковый староста и исчезал в одном из бараков. Вспугнутая тишина успокаивалась и снова застывала. Слабо тлели красные лампочки на заборе. Тускло поблескивал мокрый от дождя асфальт на широком апельплаце. Вокруг лагеря чернел лес.

Кропинский что-то прошептал, но его нельзя было понять, и ему не ответили.

Спал ли уже ребенок?

Цвейлинг, придя в свой кабинет, поставил лампу под письменный стол и завесил ее, чтобы свет не проникал сквозь незатемненные окна наружу. Прошло достаточно времени, и теперь он мог быть уверен, что Рейнебот покинул лагерь, а часовых у ворот больше нет. Записка лежала наготове в верхнем наружном кармане кителя. Цвейлинг потушил лампу и поставил ее обратно на стол. Ощупью пробираясь вдоль окон склада, он прошел в дальний угол, отодвинул в сторону штабель мешков с одеждой и посветил перед собой карманным фонариком. От слепящего света ребенок широко раскрыл глаза и тут же заполз под одеяло.

На дворе Кропинский дернул Гефеля за рукав.

— Смотри-ка!

Все трое уставились на последнее окно, за которым колебался неверный отсвет. Пиппиг вдруг побежал к вещевой камере. Гефель настиг его, прежде чем тот успел ринуться через незапертую дверь в здание, оттащил назад и зашипел:

— Ты с ума спятил?

— Убью собаку! — прохрипел Пиппиг.

Теперь подоспел и Кропинский. Наверху скрипнула дверь. Надо было принимать решение. Трое заключенных перешептывались торопливо и взволнованно.