Бруно Апиц - В волчьей пасти

Рейнебот рассмеялся. Он не обиделся. Чувствуя себя всеми покинутым, Клуттиг буркнул:

— Значит, остаемся только мы с Камлотом?

— Камлот? — Рейнебот скептически склонил голову к плечу. — На него не полагайся. Он думает только о том, как бы смыться.

— Тогда остаюсь я! — выкрикнул Клуттиг, сознавая свое бессилие.

— Как так? — переспросил Рейнебот, делая вид, что не понимает его. — Ты хочешь остаться здесь?

Клуттиг заскрежетал зубами.

— Уже несколько недель я гоняюсь за этой бандой. Так неужели теперь, напав на след, я трусливо сбегу?

Он выхватил из кармана список и подошел к громкоговорителю.

Рейнебот опешил.

— Что ты затеял?

Клуттиг размахивал листком.

— Я вызову их сюда, отправлю в каменоломню и велю расстрелять.

— На глазах у всех? Да ведь в каменоломне работают триста заключенных!

— Наплевать! — заорал Клуттиг.

Рейнебот отобрал у него список.

— Приказ надлежит выполнить осторожно и умно, господин помощник начальника!

Клуттиг продолжал орать:

— Значит, я должен тайком, тихо и мирно…

— Вовсе нет, — сознавая свое умственное превосходство, промолвил Рейнебот. — Все должно быть сделано строго официально. Список направляется в канцелярию совершенно официально. Понятно, господин помощник начальника лагеря? Все поименованные заключенные завтра утром должны явиться к щиту номер два, — Рейнебот прищурил один глаз, — их отпускают, you understand, mister [8] Вы понимаете, мистер? (англ.) ? Пароль — «родина»! Автомашина — эскорт — лес — залп — все!

Рейнебот положил список в книгу рапортов.

— Со всей осторожностью и умом — так хотел наш дипломат.

Клуттиг и на сей раз должен был признать, что молодой человек хитрее его. Он не удержался от ядовитого замечания:

— Ты ловко приспособился к дипломату!

— Ничего подобного! Просто я со вчерашнего вечера стал немного умнее, — как всегда, ловко вывернулся Рейнебот.

Зазвонил телефон.

Требовали Клуттига. Рейнебот передал ему трубку.

Вызывал Гай. Рейнебот стоял возле Клуттига и слышал все, что сказал гестаповец. Он заявил, что больше не желает иметь никакого отношения к истории с ребенком. Один из мерзавцев ночью ускользнул у него из-под рук: взял и подох. Остальной мусор он больше не желает видеть у себя.

Клуттиг заикался и не мог ничего выговорить. Рейнебот взял у него трубку и назвал себя.

— Само собой разумеется, любезный Гай, мы снова заберем весь этот сброд. Я пришлю грузовик. Блаженно усопшего мы, естественно, тоже прихватим. Здесь и закоптим его.

Он положил трубку.

— Ну вот, все наши опять будут дома! Остаются еще Гефель и поляк, как его там? Или ты о них забыл?

— Какой толк нам от них? — проворчал Клуттиг.

Рейнебот открыл дверь и крикнул в коридор:

— Гауптшарфюрера Мандрила к коменданту!

Его приказание было передано дальше стражей у ворот. Когда Мандрил вошел, Рейнебот протянул ему пачку сигарет.

— Как вы считаете, вам еще удастся выжать что-нибудь из Гефеля и поляка?

Мандрил взял одну сигарету и засунул ее за ухо. На лице его не отразилось ни малейшего интереса к вопросу.

— Теперь остается только прикончить их, — равнодушно ответил он.

— Согласен. Нам они больше не нужны. Делайте с ними, что хотите. Желаем повеселиться.

На бескровных губах Мандрила промелькнула презрительная улыбка.

Цидковский все еще не мог прийти в себя. Он клялся Кремеру, что ребенок лежал подле него: он ясно чувствовал малыша за своей спиной. И демонстрируя Кремеру свершившееся чудо, он откинул одеяло со своих нар.

— Клуттиг сдернул одеяло, а ребенок нет!

От возбуждения у него дрожали губы, глаза умоляюще спрашивали: «Где дитя?»

— Да, если б я знал! — воскликнул, недоумевая, Кремер. — Может, он куда-нибудь уполз? Вы везде смотрели?

— Везде!

Кремер задумчиво выпятил нижнюю губу.

— У вас кто-нибудь был? Может, здесь болтался без дела кто-нибудь из вашего барака?

Цидковский это отрицал.

Кремер не знал, что еще спрашивать. Он и сам не мог объяснить себе удивительное исчезновение ребенка. Он смутно догадывался, что к этому причастен ИЛК… Но его догадка не находила опоры. Ведь тогда Бохов знал бы, как обстоит дело, и не требовал так настойчиво, чтобы он выяснил, где находится мальчик.

Бохов был точно в таком же недоумении, когда Кремер зашел к нему и сообщил о своих безуспешных поисках. Ребенок исчез, с этим фактом приходилось считаться. Но чьих рук было это дело?

Бохова тревожило не столько загадочное исчезновение ребенка, сколько то, что оно произошло без ведома ИЛКа. Тут мог действовать только один из их товарищей. Но кто? Вечно беспокойный Прибула? Или невозмутимый ван Дален? Или всегда так ясно мыслящий Богорский? Если кто-либо из товарищей сыскал лучшее убежище, чем яма под бараком, его долг был поставить в известность ИЛК. Самочинные действия были нарушением дисциплины, и Бохов, узнав, как осрамился Клуттиг, не мог разделить радость Кремера.