Владимир Рудный - Гангутцы

— А товарищу Думичеву — перед строем благодарность. За зоркость и мужество!..

Репнин объявил привал. Для ночлега он выбрал рощицу у железной дороги, уходящей через перешеек за рубеж. Железную дорогу на той стороне перегородил шлагбаум. За шлагбаумом стояли финские солдаты. Они с любопытством наблюдали за русскими.

— А как же мы уйдем? — забеспокоился Думичев. — Границу оставим без охраны?

Репнин и сам об этом подумал.

— Придут сюда пограничники — будет охрана.

— Хоть бы шлагбаум поставить, — просил Думичев. — За ночь соорудим. Пограничники спасибо скажут.

— А отдыхать когда? Завтра нам шагать и шагать!

Думичев почувствовал, что командир в душе согласен с ним.

— Товарищ лейтенант, я не от себя говорю. Как комсорг, от всего взвода прошу. Какой же нам отдых, когда граница открыта?!

— Ну, действуйте, — сдался Репнин.

Ночь саперы провели в труде. При беспокойном свете костров валили сосны, рубили, строгали, тесали.

На рассвете, когда настало время трогаться в путь, у железнодорожной линии стояли крепко сбитая будка для часового и свежевыстроганный шлагбаум. Думичев то поднимал, то опускал шлагбаум, потом вбил в него гвоздь и наглухо закрыл проезд.

Таинственный «капрал» из второго отдела генерального штаба сообщил Экхольму, что самолеты доставили не только саперов и матросов, но и подразделения пехотной дивизии с Карельского перешейка. Тех самых, которые взламывали линию Маннергейма и шли на столицу. С ними прилетел пехотный комбриг Крюков, очевидно, здесь разместят всю дивизию. Прибыл и морской комбриг, насколько известно «капралу», это Митрофан Москаленко, начальник тыла Балтийского флота; он должен быть главным по приему территории, но пока держится в тени; с ним контр-адмирал Белоусов, командир линейного корабля «Марат», по-старому «Петропавловск». Эти ждут прибытия комиссии из Хельсинки, но возможно, что главный — этот высокий брюнет, комиссар. Судя по всему, русские спешат разместить здесь много войск и кораблей; «капрал» на форде немедленно выезжает в Хельсинки и вернется с официальной комиссией; Экхольм останется с капитаном Халапохья до выполнения всего, что намечено, и в определенный момент оставит русских одних — ждать комиссию. Пусть помнит наказ маршала: важно оттянуть время, выиграть год, создать затруднения…

«Капрал» на форде уехал, поручив Экхольму водить русских командиров по Ханко, как гиду, — побольше истории с географией и поменьше о деле.

Но так не получалось.

Русские водили Экхольма и его помощников по всем закоулкам города и порта, торопя с передачей территории. Каждое разрушение отмечали в акте. А разрушено было все.

Большая и мертвая гавань — без кораблей. Настежь раскрыты склады. Пусты причалы. Примерзли к рельсам портальные краны.

— Где механизмы от кранов? — добивался Расскин.

Все оборудование порта было свалено в сараях имения Экхольма, близ Таммисаари. Но тот невозмутимо отвечал:

— Частное имущество, господин комиссар. Мы не в силах запретить частным лицам распоряжаться собственностью по своему усмотрению…

Улицы городка выглядели еще мрачнее, чем порт. Оборванные провода и порубленные телеграфные столбы. Выдернутый с корнем кустарник. Настежь распахнутые окна без стекол и занавесок, выхваченных порывом ветра и примороженных к карнизу. Нельзя было скрыть, что по этим улицам недавно прошли отряды громил, кроша все, что попадалось под руку.

— Это тоже частная инициатива? — Расскин остановился возле мин, сложенных горкой: это были находки саперов Репнина.

Экхольм поморщился:

— В демократической стране гражданское население — проблема для военного командования. Стихийные чувства трудно ввести в рамки договорных обязательств.

— Не знал, что в современной Финляндии так считаются с гражданским населением. Куда, кстати, исчезло население полуострова?

— Это несчастье для страны… — вздохнул Экхольм. — Беженцы переполнили окружающие города. Их трудно удалить от Ханко: родное гнездо!

«Выгнали население, — думал Расскин, — а теперь науськивают на нас: вот, мол, кто разорил ваше гнездо!»

Когда комиссия по приемке полуострова закончила предварительный осмотр, зафиксировала все разрушения, чтобы предъявить их тем, кто прибудет из Хельсинки для передачи территории и уточнения на местности границ базы, финские офицеры собрались покинуть Ханко. Расскин пригласил их на прощальный ужин.