Роман Кожухаров - Штрафники против «Тигров»

Как только они уперлись в неширокое русло со стремительным, выдававшим приличную глубину речки, течением, майор приказал готовиться к форсированию. А командир первого взвода понял этот приказ по-своему, с ходу погнав людей в воду.

— И куда он торопит?.. — сквозь зубы процедил Яким. Такая кличка была у штрафника Якимова, того самого свинцовоглазого из первого взвода, который спровоцировал пальбу командира взвода на железнодорожной станции. Он затаился за кустистым береговым пригорком, неподалеку от Аникина и его солдат. Андрей про себя ругал Каспревича на чем свет стоит. Людям из его взвода майор Шибановский наметил сектор переправы намного левее. Границей ротный определил то место, где заросли прибрежного ивняка делила пополам неширокая прогалина, скорее всего, обозначавшая место брода или водопоя для скота.

Каспревич перепутал ориентиры форсирования и погнал своих людей как раз на тот рубеж где готовились к переправе Золотой Липы аникинские бойцы. Возникшая неразбериха к чертовой матери отправляла все старания по маскировке и скрытной подготовке к нападению на левый берег.

Для того чтобы облегчить переправу, решили натянуть трос. Перетащить его на другой берег вызвался Карпенко, ординарец командира первого взвода. Свой небольшой рост он восполнял необычайной физической силой и отчаянностью поступков. Не успели подготовить к переправе подручные плавсредства, а Карпенко уже притащил к реке толстенную корягу. Зацепив край троса и свой ППШ за длинный сук, на манер вешалки, он столкнул корягу в воду. Левой рукой солдат держался за дерево, а правой делал сильные гребки, от которых вокруг него и коряги вспенивались буруны.

Те, кто понадеялся следом добраться вплавь, со второго и третьего шага окунались с головой. Кто, отфыркиваясь, цеплялся за спущенные на воду бревна и плоты, а кто спешно, мокрый с головы до ног, выкарабкивался, преодолевая течение, обратно на берег.

Андрейченко пристраивал свое противотанковое ружье под прицельную стрельбу.

— Вот и кончилась твоя благодать, Андрейченко… — резко сказал Аникин, уже не приглушая свой голос. — Чувствую: опять щас адская кухня начнется…

— Как же-шь, товарищ командир, она кончится, благодать-то… — все твердил боец. — Ручеек, он ведь — как у нас в деревне… Скупаться бы, товарищ лейтенант…

— Ручеек… — передразнил Талатёнков, подтаскивая бревно к самой кромке воды. — Ты видишь, какая глыбь?.. Ручеек… Ты видишь, уже полвзвода первого купается…

— Э, нет, Телок… — перебил его Андрейченко. — Скупаться — это значит скинуть с себя шмотки эти вонючие и просоленные и окунуться в реку в чем мать родила. Вот это значит — скупаться… Так, чтоб каждой родинкой своей чуять, как она, прохладная, журчит и тебя омывает… Вот это, Телок, ску…

Андрей Аникин успел только вжаться в примятую прибрежную траву. Мокрые кусты на противоположном берегу будто взорвало, тряхнув на глинистую землю миллионы капель. Трассирующие пунктиры прошили речное пространство.

Штрафная рота и не подозревала, что всего метрах в пятнадцати впереди, в зарослях осоки и прибрежного ивняка, ее ждала немецкая засада. Выдержки фашистам было не занимать. Они выдержали затеянную на противоположном берегу первым и вторым взводами суматоху, дотерпели, пока передовые плоты и бревна с уцепившимися за них бойцами достигнут середины протока. Первой силу течения мощно преодолевала коряга Карпенко. Он уже пересек середину, когда вдруг пулемет и несколько автоматов, винтовки и карабины открыли по вошедшим в реку бойцам беспорядочный плотный огонь.

Один за другим те, кто находился в тот момент в воде, начали уходить под воду. Погибли почти все. Пулеметчик выкосил и многих из тех, кто оказался на берегу. Андрейченко рухнул в воду плашмя, лицом, во все свои сто девяносто сантиметров.

Аникин, падая на мокрый песок, успел увидеть, как пуля вошла штрафнику прямо в кадык, пробив шею навылет. Он хотел оттащить Андрейченко подальше от реки, но течение уже тянуло его к середине, туда, где кипела от пуль вода. Основной удар пришелся на переправлявшихся, и это помогло тем, кто был на берегу, прийти в себя. Сразу несколько гранатометчиков крадучись выдвинулись вперед.

— Щас, товарищ командир, щас закину, — примериваясь, приговаривал Девятов из второго взвода. Сам с виду невысокий, щупленький, весь он был словно скручен из жгутов мышц. Не обращая внимания на свистевшие вокруг пули, он, подойдя к самой границе воды, неторопливо прицелился и будто играючи кинул через реку связку гранат. Подарок от Девятова ушел в аккурат к расщелине из двух старых ив, из которой строчил немецкий пулеметчик. Ухнул взрыв, и ствол одного из деревьев, не выдержав, с треском переломился.