Роман Кожухаров - Штрафники против «Тигров»

— Куда претесь, олухи?! — гневным шепотом засипел Аникин. Но штрафники будто не слышали его.

— Командир приказал… — бурчали в ответ, бесцеремонно карабкаясь к кромке воды.

В этот же миг раздалась команда переправляться. Аникин узнал голос командира первого взвода старшего лейтенанта Каспревича. Андрей не удержался, высказав по адресу старлея несколько очень неласковых слов.

Тоже, как и Погибко, совсем еще юнец, но до чего же не похожи они были. Вроде оба уже успели повоевать, вкусить с лихвой окопной науки, первое правило которой — прикрой товарища. Но Каспревичу наука эта, как видно, впрок не пошла. Как говорится, не в коня корм.

Роту сформировали «с колес», на узловой станции под Могилев-Подольским. Авианалеты немцев накатывали один за другим, и в пропахшем гарью воздухе стоял грохот постоянно работающих зениток. Вторые сутки горели цистерны с дизельным топливом, застя черным дымом дождливое июльское небо. Соответственно, и обстановочка на станции к размеренному спокойствию не располагала.

Командир роты майор Шибановский ни одним мускулом не выдавал тревоги, но по той суете, которая царила в штабе, и по красному от пота лицу запыхавшегося от беготни офицера-делопроизводителя было ясно, что формирование роты продвигается через пень-колоду.

Аникин это понял без лишних расспросов. Когда он на перекладных добрался в расположение роты, самих «штрафников» там еще и в помине не было. Командование армии занималось доукомплектованием штатного офицерского состава штрафного подразделения, и, судя по свирепому выражению лица командира роты, работа эта затягивалась. До сих пор не явились в расположение несколько офицеров, в том числе и командир третьего взвода, заместителем которого должен был стать младший лейтенант Аникин.

Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Аникин знал по опыту, что для штрафной роты это была обычная практика: если ее формируют «с нуля», то сначала выстраивается структура штаба, командиров взводов и отделений, а уже потом в расположение роты прибывают сами «штрафники». Из-за этого и затеялась суета. До сих пор часть офицеров в роту не прибыла. То есть штат был не укомплектован и «штрафникам» из «товарняка» выгружаться не разрешали, хотя эшелон с рядовым личным составом штрафной роты уже давно находился на станции. После очередной бомбежки станции майор под свою ответственность приказал вывести людей из-под обстрела. «Из-за двух заср…цев в погонах личный состав гробить?! Не допущу!..» — ругался он, багровея на глазах.

Ротный был настоящий кремень. Дважды ранен, в первый раз — под Сталинградом. Там же и орден Славы получил. Их у него еще два — Красной Звезды и Отечественной войны первой степени. И лицо у него — будто для ордена, из металла отлито: борозды морщин вперемешку со шрамами, как «кровостоки», и глаза из прищура смотрят так, будто штык-ножом насквозь буравят.

Аникин случайно стал свидетелем разноса, который майор устроил опоздавшим лейтенантам. Последними прибывшими и были старший лейтенант Каспревич и его замкомвзвода. Как позже узнал Андрей от своего командира-взводного, опоздали они из-за Каспревича. Добирались вместе, а Каспревич, как старший по званию, всю дорогу «командовал» своим попутчиком, упирая на то, что торопиться в штрафную роту не надо, что, мол, «подождут», и при каждой возможности устраивал привал с отдыхом.

С первых минут пребывания старшего лейтенанта Каспревича в роте стало ясно, что понятие фронтового товарищества и другие элементарные понятия, без которых в окопах никак не продержаться, — у него отсутствовали напрочь. Свою манеру командования он тут же продемонстрировал на своих подчиненных. Из-за опоздания командира взвод Каспревича и на получении оружия и амуниции, и у полевой кухни оказался последним. Бойцы, получая остатки, не скрывали своей злобы, а командир вместо того, чтобы сгладить им самим созданную ситуацию, лишь ее усугубил.

Тут же, у полевой кухни, у самого края шпал, он выстроил свой взвод — голодных, уставших с дороги, разозленных донельзя штрафников, — и принялся читать им нудную нотацию про дисциплину. Почти половину стоявших в двух шеренгах составляли бывшие заключенные, которых сразу после вынесенных судебных решений вместо лагерей отправили на фронт из следственных изоляторов Подмосковья.

Были среди них и впервые осужденные, за преступления, которым в мирное время и ход вряд ли дали бы. На скамью подсудимых их привели украденная на рынке краюха хлеба или кочан капусты, брак в работе у станка, допущенный вследствие недоедания и хронического недосыпа, и позже квалифицированный сволочным мастером или начальником цеха как уголовно наказуемое вредительство. Эти люди, совершенно мирные, попросту не сумели вынести неподъемное бремя войны. Как говорили про таких сами уголовники — «случайные пассажиры».