Иван Кошкин - В августе 41-го. Когда горела броня

Комбат вздохнул и затушил окурок о броню:

— Пойдемте спать, Михаил Владимирович. Завтра тяжелый день.

Асланишвили проводил взглядом взлетевшую ракету и вздохнул:

— Валентин Иосифович, дорогой, я с ними с ума сойду. Ну нельзя же так — каждые пять минут, хоть часы по ним проверяй.

— В данном случае эта аккуратность им выйдет боком, — хмыкнул комиссар и поправил фуражку.

Лицо и руки Гольдберга были вымазаны сажей так, что видны были только белки глаз. Точно так же выглядели комбат, командир саперной роты, присланной Тихомировым, и каждый из четырехсот двадцати шести бойцов и командиров, что затаились сейчас за избами, заборами, сараями, готовясь к броску через нейтральную полосу.

— Кстати, о часах, сколько там сейчас? — поинтересовался лейтенант-сапер.

Капитан посмотрел на часы — ракета давала столько света, что вполне можно было разглядеть циферблат.

— Бэз дэсаты, — как всегда, волнуясь, комбат начинал говорить с акцентом.

— Скорее бы, — вздохнул сапер.

— Патэрпы нэмнога, — сказал Асланишвили.

— Переживаешь, Георгий? — комиссар усмехнулся, показав неровные белые зубы.

— Есть такое, — спохватился капитан. — Слушай, лейтенант, а ты нас своими примусами не поджаришь, часом?

В роте помимо стандартного вооружения было четыре ранцевых огнемета, на которые Тихомиров возлагал большие надежды. Асланишвили до сих пор не приходилось воевать этим оружием, и сейчас он немного нервничал.

— Все нормально будет, товарищ капитан, — успокоил его командир саперов, вглядываясь в темноту.

— Нормально, говоришь? — вздохнул комбат. — Ну, хрен с ними. Ты там разведку не видишь?

— Не-а, — мотнул головой лейтенант. — Как уползли — так с концами, как в воду канули. И ведь, главное, — там и спрятаться-то негде!

В голосе сапера сквозило восхищение.

— Ну, не зря их Павел Алексеевич гонял все эти два месяца, — сказал Гольдберг.

— Интересно, где он сам такого набрался? — продолжал удивляться лейтенант.

— Где надо, там и набрался, — спокойно оборвал его капитан. — Слишком громко говорим, товарищи.

— Есть, — шепотом ответил сапер. — Товарищ капитан, а сейчас сколько времени?

Асланишвили посмотрел на часы и осторожно, чтобы не брякнул, взял с лавки ППД.

— Пятиминутная готовность, товарищи. Следующая ракета — наша…

Петров проснулся внезапно. Стояла глубокая ночь, в первые секунды он не мог понять, что его разбудило. Внезапно где-то вдалеке полыхнуло, и старший лейтенант понял, что слышит отдаленные звуки боя. Грохотало где-то на западе; выскочив из-под брезента, комбат подбежал к часовому.

— В чем дело? — спросил он вполголоса.

Танкист с карабином обернулся и ткнул стволом в сторону опушки.

— Точно не знаем, товарищ старший лейтенант, — ответил он. — Но, кажется, в Ребятине идет бой.

— Какого… — прошептал Петров.

Разбуженные стрельбой и вспышками, вокруг собирались танкисты, и комбат понял, что нужно срочно что-то делать.

— Что столпились? — крикнул он. — По машинам, пока не заводить!

Он отыскал глазами своего радиста и махнул ему рукой:

— Безуглый, быстро свяжись со штабом дивизии, я должен знать, что у них там за побоище.

Москвич кивнул и бросился к машине.

— Ночью, значит, решили. На кинжалах. Спорим на бинокль — это осетин там сейчас буйствует?

Комиссар был абсолютно спокоен.

— Не буду спорить, — сквозь зубы процедил Петров. — Без нас, значит, решили.

— А что нам там делать? — удивился Беляков. — Еще, чего доброго, своих потопчем. Думаю, до утра никто дергать не будет, комдив знает, что мы и днем-то слепые, что твои кроты.

— Товарищ комбат, готово! — крикнул из люка Безуглый.

— Вот увидишь, тебе сейчас то же самое скажут.

Тихомиров действительно приказал Петрову не лезть не в свое дело и дрыхнуть до рассвета. Чувствовалось, что полковник взвинчен, поэтому, когда связь прервалась, старший лейтенант почувствовал некоторое облегчение.

— Ну, что будешь делать? — невозмутимо спросил комиссар.

— Что делать… Спать буду, Михаил Владимирович, вот что, — раздраженно ответил комбат.

В деревне разгорались пожары, что-то ярко вспыхнуло, затем черноту темноты перечеркнула огненная струя.

— Огнеметы пошли, — заметил комиссар. — Ладно, спать так спать.

Петров думал, что теперь до утра не сомкнет глаз, но только улегся на прикрытый брезентом лапник, как сразу провалился в глухую черноту.

Комиссар смял пустую пачку папирос и отбросил в сторону к окуркам. Ночь понемногу светлела, уже можно было разглядеть заваленные срубленными деревьями громады танков. Беляков поежился и несколько раз резко махнул руками, разгоняя кровь. На поле опять наползал туман, вдали догорала деревня. Бой шел до утра, то затихая, то вспыхивая с новой силой, несколько раз начинала работать артиллерия, все село превратилось в сплошной пожар. Казалось невероятным, что там вообще осталось что-то живое, тем не менее яростная стрельба продолжалась несколько часов, и все это время комиссар не мог заснуть. Фактически с вечера он так и не сомкнул глаз, сон не шел, и он ворочался под брезентом, завидуя храпящим рядом членам экипажа.