А они не знали этого. Стучали чем-то тяжелым в дверь, вместо того чтобы бежать, спасаться. Он понял, что Сосновский не предупредил, и обрадовался. Все в порядке. Правда, он уже не приложит пальцы к козырьку фуражки и не доложит сам, что полученный им приказ выполнен, и не обнимется с теми, кто послал его... Но ведь он знал, на что идет, знал много лет и никогда не сомневался, что выбрал свой путь правильно.
Под ударами дверь поддалась и вылетела из петель.
В освещенном пространстве он увидел немцев. Они толпились, заполняя коридор. Их было много.
«Хорошо!» — подумал Шумов и сделал последнее необходимое движение...
Лаврентьев почувствовал толчок под ногами за квартал от театра.
Он возвращался туда, откуда так мечтал уйти навсегда. Но после боя в пряхинском дворе он думал иначе. Жизнь была оставлена ему, чтобы продолжать войну там, где он может принести наибольшую пользу. Конечно, это был почти безумный риск. Но на войне безумному риску иногда сопутствует безумное везение.
— Отто! Где ты был? Сегодня ужасный день, — крикнул ему кто-то из покрытых копотью сослуживцев. — Ко всему прочему бандиты похитили Клауса!
«Похитили Клауса? Что за бред?..»
И вдруг он понял. Он ведь уехал на машине Клауса! Клаус, раздавленный и обгоревший, лежал, погребенный под обломками, а в гестапо думали, что именно его похитили партизаны на Рыночном спуске.
Андрей Федорович тепло простился с Лаврентьевым в толпе людей, ожидающих вылета, и остался с ними, а Лаврентьев поднялся в кассовый зал и, к приятному удивлению, без хлопот взял билет на Москву. Ждать оставалось совсем недолго.
— Владимир Сергеевич! — крикнул ему кто-то.
Он обернулся и увидел Марину.
— Как я рада, что успела, — сказала она, прерывисто дыша.
— Почему вы здесь, Мариночка?
— Я узнала, что вы уехали. И решила проводить вас... Такси так удачно попалось.
— Спасибо, Марина. Но, право, не стоило...
— Наоборот. Я должна была сказать вам...
Она вдруг остановилась и улыбнулась смущенно.
— Что вы хотели сказать?
— Мне кажется... у меня получится. Я сыграю хорошо.
— Спасибо, — повторил он и протянул ей руку.
«Начинается посадка на самолет, следующий до Москвы рейсом...»
— До свиданья! Обязательно посмотрите нашу картину.
И, привстав на цыпочки, она неожиданно поцеловала его.
Посмотреть картину Лаврентьеву не довелось. Осенью он умер. Как говорили в дни его молодости, скоропостижно, от разрыва сердца. Многие считают, что смерть эта хорошая.
Долг и совесть — крупным планом
В свое время К. Чуковский писал о Блоке: «Нет, в сущности, отдельных стихотворений Блока, а есть одно сплошное, неделимое стихотворение всей его жизни».
Войне были посвящены и поведением человека на войне освещены и первые произведения Василя Быкова («Смерть человека», «Обозник», «Последний боец», «Журавлиный крик») и все последующие. В их числе «Третья ракета», получившая широкое признание читателя, по праву вставшая в ряд лучших произведений о Великой Отечественной войне. Это и «Альпийская баллада», и «Западня», и «Сотников», и «Обелиск», и «Дожить до рассвета» — словом, все творчество серьезного и самобытного писателя неразрывно связано с темой войны. Можно сказать, что это «фронтовые страницы» одной книги, которая началась в июне 41-го и завершилась в мае 45-го.
Писателей, драматургов, поэтов, чье творчество непосредственно связано с тяжелой и трагической страдой военных лет, в советской литературе работает немало. Тем сложнее найти свое место в этом строю.
Василь Быков нашел свое. И нашел на правом фланге.
Василий Владимирович Быков (Василь Быков — это литературный псевдоним) родом из-под Полоцка, из крестьянской семьи. Перед самой войной поступил в Витебское художественное училище, откуда и ушел на фронт восемнадцатилетним добровольцем, пройдя всю войну от первых до последних дней. Это было его школой, испытанием на человеческую прочность. Именно на дорогах войны, в тяжелых боях, где он был дважды ранен, определялось его отношение к жизни, вырабатывались точные критерии солдатского долга и человеческой совести. Этими духовными категориями Василь Быков и станет впоследствии испытывать тех, кто будет жить и погибать на страницах его произведений.
По собственному выражению писателя, его герои действуют в критических ситуациях «на крайнем пределе сил». Так сказать, под током высокого напряжения. Или, как говорят сейчас, в экстремальных условиях.
Читать дальше