Андрей Орлов: Черный штрафбат

— С богом, Петр Николаевич, — бросил он, возвращаясь к машине. — Вынимайте свою задницу, чего вы там приклеились…

Они неплохо смотрелись — оба статные, прямые, в идеально сидящей форме. Шли степенно, с достоинством. Новицкий — на пол корпуса сзади. Поднялись на крыльцо, вошли в холл — пустой, гулкий, с огромной люстрой и круглыми колоннами, стилизованными под античные. Поднялись по мраморной лестнице, зашагали по коридору. Звук шагов отдавался от стен, гулким эхом взмывал к высокому потолку. Много помещений, есть закрытые двери, есть открытые. Плюгавенький тип в полувоенном одеянии вышмыгнул откуда-то с папочкой, застыл, вытянувшись по стойке смирно. Зорин небрежно кивнул, не опускаясь до отдания чести — больно надо отдавать тут всякому честь… Они шли по коридору — с каменными лицами, неуклонно приближаясь к массивной, обитой бронзовым украшением двери в конце коридора…

— Хайль Гитлер! — Подполковник Хоффер уже стоял посреди просторного зала, в котором вместо одного можно было разместить десять кабинетов. Без фуражки, застегнутый на все пуговицы, невысокий, седоватый, в идеально сидящем мундире с синими вставками и алыми плетеными петлицами. Зорин поводил носом — в помпезном кабинете явственно потягивало дорогим коньяком. И глаза у визави были подозрительно красными.

— Хайль, — небрежно махнул предплечьем Зорин, покосился — закрыл ли Новицкий дверь. — Подполковник Хоффер?

— Да, штурмбанфюрер. — Хоффер вел себя с достоинством, не выказывал ни страха, ни волнения. — У вас мундир в крови, вы знаете?

— Я заметил, подполковник, — кивнул Зорин. — Вы будете удивляться, но война идет даже в тылу наших войск. Партизаны, знаете ли, зверствуют. Долго рассказывать. Вы готовы, герр Хоффер?

— Так точно. А вы… достаточно молоды для своей должности, штурмбанфюрер Штайнер, — подметил подполковник. Мелькнуло что-то в глазах. Уж не предтеча ли подозрения?

— Это пройдет, подполковник. — Зорин сухо улыбнулся.

— И акценту вас… — Бывалый шеф разведки нахмурился.

Ну, конечно, немецкий у Зорина был не совершенен. Отшлифовать бы надо.

— Я из Данцига, герр подполковник, — с ходу нашелся Зорин. — Предки частично были поляками, увы…

На этом бессмысленный разговор он предпочел закончить. Вынул «вальтер», упер Хофферу в грудь. Немец тяжело вздохнул, и глаза его наполнились тоскливым содержанием.

— Все в порядке, Хоффер, — сказал Зорин. — На вашем месте я бы предпочел не кричать, а тщательно выполнять наши распоряжения. Скажу вам по секрету, комиссия по расследованию обстоятельств заговора на фюрера получила информацию, что вы являлись активным членом сообщества предателей и соглашателей с Западом. Вас расстреляют, едва доставят в Берлин. Поэтому в ваших же интересах…

— Кто вы? — прохрипел Хоффер.

— Я офицер СС, — держался выверенной линии Зорин, — но выполняю миссию несколько отличную от той, которую должен был выполнять поджидаемый вами Гельмут Штайнер. Я обещаю вам жизнь, подполковник, в обмен на вашу лояльность и воздержание от глупостей. Учтите, оба «вальтера» наготове и пристрелят вас при первой же попытке обвести нас за нос.

— Что вы хотите? — Хоффер не менялся в лице, но жилка на виске начинала мелко подрагивать.

— Когда закончится погрузка?

— Я не знаю… скоро…

— Офицер подчиняется вашим приказам?

— Конечно… он же офицер вермахта…

— Прекрасно. — Зорин удовлетворенно кивнул. — Сейчас мы дружной компанией спустимся вниз и дождемся окончания погрузочных работ. И чтобы рядом не было никаких посторонних. Подышим свежим воздухом, полковник. Уверяю вас, сегодня исключительно погожий денек. Птички поют, артиллерия за горизонтом работает…

Напряжение давило грудную клетку, он не мог вдохнуть во все легкие. Словно под прессом лежал. Волосы шевелились под фуражкой. Молоточки постукивали в голове — все больнее, больнее… Они стояли на краю плаца, наблюдали за окончанием погрузки. Кобура расстегнута, и выхватить пистолет было делом одного мгновения. Хоффер, мертвецки бледный, стоял слева, молчал. Неодобрительно косился на свою тень — чего, мол, пристала? Позади него и чуть левее — Новицкий — физиономия каменная, кобура расстегнута.

— Игумнов в курсе, — бросил между прочим. Зорин облегченно перевел дыхание — из сказанного явствовало, что пулеметчик на позиции и подал знак.

— Что он сказал? — встрепенулся Хоффер.

— Не знаю, — пожал плечами Зорин. — Эти русские любят разговаривать сами с собой.