Андрей Орлов - Черный штрафбат

— Воевать можно, товарищ капитан.

— Воевать придется долго. И слишком растянутая эта высота — метров триста охватить придется.

— Подождите… а как же заградительный взвод? Его пулеметы нам бы очень пригодились.

— Гм, заградительный взвод после взятия высоты зачехлил пулеметы и отбыл на другой объект. У них своя задача — сугубо специфическая.

— Вот черт…

— Не чертыхайся. Фрицев мы тоже намолотили предостаточно. После артобстрела и налета авиации они своих погибших упаковывали в мешки и складировали, там, — капитан небрежно кивнул куда-то на север, — злодеев семьдесят в минусе. Здесь оборонялась одна из рот штрафного батальона вермахта. Уцелело человек сорок, бежали в лес. Эти не сунутся, они разбиты, деморализованы и боеприпасов имеют хрен. А вот усилить подразделение из Кочетовки они в состоянии… Нужно грамотно расставить людей, чтобы обойтись без лишних потерь. Ты специалист — займись. Собрать все оружие, боеприпасы, проверить пулеметы — свои и чужие. У немцев было несколько противотанковых ружей — найди умеющих пользоваться. В крайнем случае развернем на прямую наводку зенитную установку. Действуй, Зорин, времени мало. Родина по-прежнему с интересом наблюдает за тобой…

Рассвет набухал за спинами штрафников. Небо на востоке заалело, ночная муть отползала на запад. Тела погибших унесли, но над захваченной высотой все еще стелился сладкий, липкий запах, оседающий в гортани. Бойцы дышали через рукава, выражали недовольство. Зорин в десятый раз обходил своих солдат, отдавал последние указания. Игумнов вживался в образ многостаночника — проделал в бруствере несколько амбразур, у одной установил «Дегтярева», у другой немецкий MG-13 с барабанным магазином, разложил диски, как на полке в универмаге, примеривался, чтобы было все удобно. Отданный ему в «услужение» Гурвич ничем общественно-полезным не занимался, что-то писал огрызком карандаша в потрепанном маленьком блокноте. На вопрос, кому он пишет донесение, огрызнулся, что Богу — стихи, мол, сочиняет. Лирические. Очень отвлекает от мысли о неизбежной смерти. Костюк, Ралдыгин и Липатов «благоустраивались» в окопе, раскладывали гранаты, коробчатые магазины от СВТ. Ванька Чеботаев и Рыщенко обсуждали тему, что если уж они не погибли в той страшной атаке, то теперь и вовсе бояться нечего — сидят в укрытии, тепло, уютно, вот только пожрать бы еще кто-нибудь подвез…

Мусульманин Халимов общался с Аллахом. Расстелил на дне окопа плетеный круглый коврик, которых полно в любом крестьянском хозяйстве, вершил намаз. На вопрос скучающего Фикуса, что за хренью он тут занимается, может, помочь чем, так посмотрел на уголовника, что тот проглотил язык и оставил сослуживца в покое.

— Понятно, в натуре, — махнул он рукой. — У нас на киче тоже пара чудиков была — из Чуркестана. Вроде как все та же блатота, а чуть назначенный час — падают на колени да давай лбы расшибать… Слушай, старшой, а ты во что-нибудь веришь?

Зорин как человек мыслящий давно перестал верить даже в торжество марксистско-ленинских идеалов. В принципе, неплохую религию придумали индусы — он что-то читал про это. Вроде отдаешь концы, но не совсем. Рождаешься вновь и вновь, что, в сущности, очень мило и удобно. Даже если родишься в одной из жизней курицей, то расстраиваться не стоит — отправят в суп, и ты родишься кем-нибудь еще, и рано или поздно — опять человеком. Хорошая религия. В христианстве вроде не так — у этих души в полной гармонии живут на небе. Зорин всегда недоумевал, как можно жить в гармонии, если не можешь ничего потрогать и тебя не могут потрогать. Ни поесть, ни поспать, ни книжку приключенческую почитать, или с девушкой, скажем, очень даже непонятно, как себя вести…

— В удачу верю, Фикус, в удачу, — проворчал он. — И тебе настоятельно рекомендую. Как это в вашем блатном мире называется — фарт, пруха?

Уголовник заржал и начал высвистывать что-то общеизвестное из «одесской коллекции» — со словами «ГУБЧК» и «наган».

Кустарь прозябал в тоскливом одиночестве. Потирал синяк под глазом, оставленный солдатом вермахта, и вновь мрачнел. Он словно бы выпадал из реальности, смотрел в пространство отсутствующим взором, шевелил губами, словно письмо сочинял на тот свет.

— Нормально, мужик? — похлопал Зорин его по плечу. Тот поднял безжизненные глаза, пожал плечами.

— Ты уж оживай быстрее, приятель. Скоро снова поработать придется. Я видел, как ты работал — претензий никаких, молодец.