Андрей Орлов - Черный штрафбат

Траншею загромождали мертвые тела. Немцы дрогнули — рукопашная обернулась не в их пользу. Кто-то перекатывался через бруствер, пускался наутек, кто-то убегал по траншее, кто-то поднимал руки, но настроения брать пленных в этот день не было — убивали всех. У офицерского блиндажа еще не завершилась драка — увлеклись противоборствующие стороны. Зорин бросился туда, стащил с мертвого солдата МП-40. Ударил в широкую немецкую спину. Патронов не было. Ругнувшись, вскинул приклад, врезал по темечку — в жесткий белобрысый вихор. Протяжно застонав, фашист разлегся под ногами.

— Спасибо, сержант… — Капитан Чулымов держался за горло, еле дышал. Покрутил головой, изобразил что-то вроде ухмылки. — Действительно признателен. Здоров гусь. Вцепился мне в шею, как пиявка…

— Товарищ капитан? — удивился Зорин. — А вы тут какими судьбами?

— А ты думаешь, мы, злодеи-особисты, только дела на вашего брата заводить умеем? Да на зону или к стенке отправлять?

— Нет, но… — смутился Зорин.

— Нормально, Зорин, — хлопнул его особист по плечу, — прорвемся.

Выжившие солдаты шатались, валились с ног, расползались по щелям. Стонали раненые. Самые стойкие бродили по траншее и добивали раненых немцев. Одни орали, глядя смерти в глаза, другие делали каменные лица. О пощаде не просили — понимали, что не тот контингент. Но это был еще не конец! Группа гитлеровцев, укрывшаяся в блиндаже на южном участке оборонительного укрепления, предприняла попытку вырваться! Штрафники уже расслабились, когда человек восемь — грязные, оборванные, с горящими глазами — выбежали из блиндажа, поливая огнем во все стороны, стали забрасывать штрафников гранатами! В первое мгновение ничего не поняли — гремели взрывы, падали убитые, с треском выворачивались бревна наката. Все вокруг грохотало, бушевало, обваливалось. Из траншеи через чистое поле фашисты не пошли — на открытом пространстве их бы быстро перебили. Они помчались по ходам сообщения в северном направлении, стреляя во все живое, что встречали на пути — метрах в семидесяти к северу к окопам подбирался лесной массив, там они имели шанс сбежать. Боеприпасов не жалели, рвались настырно — подгоняемые воплями офицеров. Штрафники не успевали оказывать сопротивление, падали как подкошенные. В третьем отделении третьего взвода, понесшем жуткие потери при штурме, теперь вообще почти никого не осталось…

— Всем в ружье! — завопил страшным голосом Зорин. Эти демоны — остановить их было невозможно — уже подбегали к позициям его отделения. Люди в панике метались, кто-то схватил валяющийся на бруствере автомат…

Загрохотал ручной Дегтярев — какая сладкая музыка для ушей… Федор Игумнов подоспел весьма вовремя, взгромоздил на бруствер пулемет, залез на косогор — а немцы уже пробежали. Ударил им в спину. Зорин высунул нос из укрытия. Ну, ей-богу, картина Васнецова. Былинный богатырь. Расставив ноги, Игумнов стоял на бруствере — оборванный, чумазый, со сверкающим взором — типичный русский мужик, держал пулемет за основание ножек, поливал огнем. «Ведь десять килограммов, — озадачился Зорин, — а Федька явно не с курорта прибыл, где отдыхал до полного изнеможения…» Немцы падали, как костяшки домино — первый, второй, третий, четвертый… Уцелел лишь «форвард», когда у Игумнова опустел диск. Рослый, физически развитый детина в закопченной форме, почувствовал неладное за спиной, растерянно обернулся, потом посмотрел перед собой, втянул голову в плечи, обнаружив нацеленный в физиономию офицерский наган. Облизнул губы — он в эту минуту здорово напоминал кота, которого поймали за «посещением» цветочного горшка.

— Бывает, — насмешливо произнес Чулымов, спуская курок. Пуля пробила грудь, швырнула немецкого штрафника на землю…

— Ага, голодранцы! — хрипло засмеялся Игумнов. — И что бы вы делали без меня?

— Ты бы не маячил там, — посоветовал Зорин. — Мало нам трупов?

— Спрыгивай, солдат! — крикнул особист.

— Не дурак, спускаюсь. — Игумнов выпустил из рук пулемет, скатился в траншею, волоча за собой осыпь…

Очумевший, оглушенный, он смотрел на серые, осунувшиеся лица солдат и ничего уже не видел. Все сливалось — во что-то блеклое, дрожащее, безжизненное. Выкрикивал команды замполит Боев — требовал выставить дозоры, развернуть в сторону немцев единственный уцелевший прожектор, всем живым рассредоточиться на высоте № 213… Он тоже кричал какие-то команды, но уже и не помнил, что кричал. Дикая усталость тянула к земле. Глаза слипались. Он нашел свой карабин, разжился автоматом, забросил его за спину, прицепил к поясу две немецкие «колотушки», несколько магазинов от трофейного МП-40. Выкопал в бруствере небольшую амбразуру, уронил голову на руки, начал стремительно засыпать. Он даже радости не чувствовал оттого, что выжил…