Марин Ионице - На крутом перевале (сборник)

Но скачка в учебной практике Кэрэушу пока не наблюдалось. Это вновь вызвало в Даскэлу недоверие к молодому командиру взвода. Кэрэушу еще больше замкнулся, но проявлял упорство в своем стремлении работать самостоятельно. «Молод еще, — успокаивал себя Даскэлу. — Амбиция есть, мало-помалу и опыт приобретет. Подождем».

Первые стрельбы, однако, развеяли эти его надежды. Взвод Кэрэушу получил оценку «неудовлетворительно». Встревоженный, Даскэлу вызвал лейтенанта и долго объяснял ему, как надо обучать солдат стрельбе. Кэрэушу спутал его задумчиво, с отсутствующим взглядом, неуловимым за дымчатыми стеклами очков. Даскэлу понял, что лейтенант его не слушает. Возмущенный, он резко спросил:

— Ты о чем думаешь?

— О причинах! — вздрогнул Кэрэушу и покраснел. Видно было, что он волнуется, потому и молчит так угрюмо. — Ведь есть же общая ошибка в подготовке к стрельбам.

— Конечно есть! — нетерпеливо вырвалось у Даскэлу.

Но Кэрэушу продолжал с прежней озабоченностью:

— Пока найти ее я не могу…

— Если мы так будем искать, солдат придется увольнять в запас необученными! — с осуждением проговорил Даскэлу.

Молодой офицер с отсутствующим видом смотрел в окно, будто это его совершенно не касалось. Даскэлу продолжал говорить:

— Солдаты, возможно, не были готовы или легкомысленно отнеслись к стрельбам, не поняв, что для солдата главное — уметь хорошо стрелять.

Но Кэрэушу по-прежнему думал о своем. Тогда Даскэлу потребовал объяснить, что его отвлекает. Кэрэушу вздрогнул и хмуро посмотрел на командира:

— Ошибка должна быть общей, потому что все солдаты стреляли плохо.

— Тем серьезнее обстоит дело! — отрезал Даскэлу.

— Об этом я и думаю, — с виноватым видом отозвался лейтенант. Потом, все такой же спокойный и мрачный, чуть выждал, пока Даскэлу успокоится, и продолжал: — Надо начать все сначала… Прошу вас разрешить моему взводу дополнительные занятия на стрельбище.

Хотя Даскэлу и не верил в успех, он все же разрешил дополнительные занятия, ведь надо же было что-то делать, чтобы подтянуть взвод Кэрэушу до уровня остальных.

На следующий день утром до начала занятий Кэрэушу подошел к нему. Глаза его блестели, а смуглое лицо светилось радостью.

— Нашел причину, товарищ капитан! — доложил он. — Неправильно действуют сержанты, потому и солдат обучают неправильно.

Кэрэушу начал сначала: несколько дней в послеобеденное время он обучал стрельбе только сержантов. Потом с воодушевлением стал готовить взвод к новым стрельбам. Его серьезное отношение к делу, невозмутимое спокойствие и настойчивость не только помогли солдатам понять свои ошибки, но и пробудили в них дух состязательности, желание быть лучшими. Кэрэушу и на этот раз завоевал доверие бойцов, переживая общую неудачу как свою. На следующих стрельбах взвод получил оценки «хорошо» и «очень хорошо». Даскэлу ошибся в Кэрэушу второй раз.

«Может, и сейчас, — подумал Даскэлу, — может, и сейчас на него давят…» Он услышал шум на плацу и подошел к окну. Солдаты, выходя из столовой, резвились как дети — прыгали через «коня», играли в салки. Собирались группками, что-то рассказывали, и отовсюду доносились взрывы хохота.

Офицеры закончили подготовку к занятиям и направились в столовую, но Кэрэушу среди них не было. Его Даскэлу увидел в центре одной из групп солдат: фуражка сдвинута на затылок, стекла очков поблескивают на солнце, хохочет вместе со всеми. Он близок солдатам по возрасту, поэтому общение с ними явно доставляет ему удовольствие, его тянет к ним.

После занятий солдаты идут в клуб, а офицеры — в город, расходятся по домам. На плацу остается один Кэрэушу. Обычно он тоже уходит в это время, но сегодня посматривает на часы, медлит, о чем-то размышляет. Даскэлу хотел было позвать его, спросить о Меланье Соаре, но Кэрэушу оказался уже у куста сирени. Он обломил три самые красивые ветки, залюбовался ими. Даскэлу открыл окно:

— Лейтенант Кэрэушу…

— Слушаю, товарищ капитан! — мгновенно вытянулся захваченный врасплох лейтенант.

— Ну что с тобой делать? Ведь всю сирень оборвешь.

— Она молодая, следующей весной еще обильнее цвести будет.

— Ты, по крайней мере, хоть не напрасно рви, — усмехнулся Даскэлу, вспомнив о письме.

— Будьте уверены, товарищ капитан! — Кэрэушу улыбнулся и покраснел как мальчишка.

«Наверное, гордая да капризная. Попробуй угоди, — подумал Даскэлу о Меланье Соаре. — А он, бедняга, целую неделю ей цветы таскает. Может, задабривает, прегрешение какое искупает? Бог с ней, с сиренью, только бы поладили, чтобы не нужно было мне вмешиваться в их личные дела. И зачем она написала?..»