Марин Ионице - На крутом перевале (сборник)

— Не согласен с тобой. Если бы это было во власти общества, то оно сделало бы всех только гениями.

— Оно просто не в состоянии. В противном случае общество было бы обречено на самоуничтожение.

— А что? Великолепная смерть!

— Нет. Оно не нуждается в большем, чем имеет. Рождает из каждой категории людей необходимое число гениев и талантов. Ровно столько, сколько нужно.

— Любопытно, очень любопытно…

— Вот видишь — и тебя это увлекло!

— Подожди, давай начнем все по порядку, не торопясь. Что же получается? По-твоему, мать-природа (так мы условно назвали в нашей беседе человечество) сидит, как наседка, на яйцах и из каждого яйца извлекает все, что ей вздумается: ку-ка-ре-ку — получите столько-то гениев, пиу-пиу, мак-мак, га-га-га — и, пожалуйста, вот вам простые смертные. Очень здорово с ее стороны. Ты это хотел сказать?

— Почему ты не дослушаешь меня до конца? Я хотел сказать, что природа, если хочешь — человечество, на мой взгляд, располагает механизмом саморегулирования. Если брать ее в целом, как единый организм, то, я бы сказал, в ней есть нечто вроде генетического кода, посредством которого она дает возможность проявиться у определенного числа индивидуумов тем или иным склонностям. Конечно, приблизительно, у одних больше, у других меньше, это не играет роли. Остальное сделает организованное общество посредством обучения, воспитания и всех прочих средств, которыми оно располагает. Каждому известно, что одаренный от природы человек не сможет стать, например, художником, композитором, архитектором или математиком, если не попадет в необходимые для своего развития условия; точно так же как не сможет ничего подобного достичь тот, кто для этого (сколько бы его не учили!) не рожден. Есть ли у тебя возражения на этот счет?

— Твоя теория была бы очень неплохой, если бы не содержала один опасный момент.

— Опасный? Ты говоришь…

— Итак, начнем опять все сначала. Методично, не спеша. По твоим словам выходит, что старушка-природа, которая, как наседка, высиживает нас до той поры, пока мы не вылупимся из яиц, имеет, ну, скажем, где-то там, под надхвостьем, механизм, который регулируется автоматически и выдает готовую продукцию по ассортименту: столько-то на каждую сотню гениев, талантов, простых смертных, ну и, конечно, какой-то процент трудных — для разнообразия. Она может позволить себе такую роскошь, как создание трутней, какие тебе известны из числа здесь присутствующих, и уродин, о которых знаем мы оба. А почему бы и пчелам не иметь барственных едоков? Одни забираются в самые высокие и вечнозеленые вершины дубов, другие — менее представительные — находят приют на коре деревьев, как лишай на теле человека, как тля, жуки и клещи. Ну а уж если суждено нам быть скроенными матерью-природой по одной ей ведомой программе, то на кой черт стараться изменить что-то? Особенно когда папаша получает солидную пенсию или высокую зарплату? Главное — все обосновать…

— Ты прав до определенных пределов. Но и я прав.

— Как, оказывается, все просто. Разделить правоту. Каждому по половине — и будем ждать у моря погоды. А остальное все в порядке.

— А ты что, из тех, кто не допускает чужих мнений? Я же пытаюсь тебя понять.

— Ну, братишка, я не знаю, кто вбил тебе эту дурь в голову. Если ты все это не сам выдумал, то вычитал в каком-то журнале. Старомодное сейчас уже не носят. Давай поиграем во что-нибудь другое — в наседку с цыплятами, золотыми цыплятами, бархатными цыплятами, восковыми цыплятами, в птицу с компьютером в животе, черт тебя побери!

… Вверх-вниз, вверх-вниз, хоп-хоп, сначала, хоп-хоп, вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз.

Это армия. Это нечто большее, чем просто зарядка. Во всяком случае, это не то, что я надеялся увидеть. Думал о жестком распорядке, о том, что мною целыми днями будут командовать, а мне останется только исполнять эти команды.

Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… И так до бесконечности. И ты спасен от той мельницы, которая перемалывает в мозгу вопросы без ответов: кто я такой в этом мире? Что смогу сделать в будущем, если до сих пор ничего стоящего не сделал? Почему я бездельничаю?

Я наивно верил, что, войдя в ворота казармы, надев кирзовые сапоги и получив солдатский паек, сразу же стану другим человеком. Совершенно другим человеком, оставившим за воротами казармы свои проклятые комплексы.

Вначале мне показалось, что я действительно оставил там, за воротами казармы, свое прошлое, со всеми его вопросительными знаками, которые так и лезли из меня, раздирая меня на клочья. Несколько дней я был спокоен.