Марин Ионице - На крутом перевале (сборник)

— Хорошо-хорошо, поговорим еще, — отеческим тоном проговорил лейтенант, этот юноша в военной форме, всего на год-два старше меня. Он подал команду: — Взвод, строиться!

Я бросился занять свое место в строю.

Не закрывая за собой дверь, я кричу еще из прихожей:

— Давай убежим!

Девушка выглядывает из своей комнаты. В холле полутьма, свет падает лишь из-под розово-оранжевого абажура торшера и придает предметам какие-то причудливые формы, очертания. Как обаятельны молодые женщины, когда они еще окончательно не проснулись, с неприбранными волосами, в одеяниях тонких, как паутина.

— Убежим?

— Убежим!

— Боже упаси, в этот час?! — Это моя тетя, Софья. Она на кухне, руки ее опущены до локоть в таз с тестом.

— Убежим, — решается коротко Зина. — А ты принес магнитофон, или потанцуем после того, как убежим?

Однажды я пришел с магнитофоном и мы танцевали вдвоем, танцевали до изнеможения, точнее, дергались и тряслись один возле другого, так, без всякого смысла. Хи-ла-хо-хи, хи-хи, хали-гали, пингвин-мам-бо, ай-йа-йа. Возможно, и тогда мы хотели убежать куда-нибудь.

— Но у нас только пластинки с народной музыкой и музыкой лэутаров [6] Деревенские музыканты (в основном скрипачи). , — вступает в разговор тетя Софья. — Или вы можете убежать и так?

В конце концов для того, что я хотел сделать, вполне подходит музыка лэутаров. Сырба [7] Народный танец. в повозке, сырба поповская, сырба «все на месте», сырба сумасшедших — сколько этих сырб, в которых можно кружиться, пока не потеряешь голову, если, конечно, есть что терять. А можно и без всякой музыки.

Зина появляется в дверях:

— Брать с собой что-нибудь?

Не знаю, что и сказать. В действительности я и сам-то толком не знал, чего хочу, и у меня не было никакого плана.

— Не беру ничего с собой, — решает сама девушка. Через несколько секунд она готова.

— Я пошла с Рэзваном, — бросает она на ходу.

— Почему вы не убегаете сюда, в дом? Сдвинем ковер в сторону, и места будет больше чем достаточно! Вы никого не беспокоите, вам никто не мешает! — вздыхает тетя Софья.

Хула-хоп, хи-хи-хи… Хали-гали. Пингвин-мамбо… Ах, тетушка Софья…

— Что это взбрело вам в голову убегать куда-то, как будто для вас недостаточно места дома.

Мы бросаемся в первый подошедший автобус — нас даже не интересует его номер — и берем билеты до конца. Молчим. Что мы можем сказать друг другу? Висим на поручнях, как белье, развешанное для сушки. Постепенно, особенно возле рынка, в автобус набиваются женщины с корзинами овощей и бидонами молока. Крестьяне волокут мешки с хлебом, бутылки с маслом и кульки с сахаром. Лезут со всех сторон, толкают так, что Зина буквально прилипает ко мне. Чувствую, как стучит мое сердце — «тук-тук-тук» — на ее лопатке. А может, это ее сердце стучит?

Девушка защищает грудь руками. Какое-то время все энергично работают локтями, чтобы освободить себе место, после чего устанавливается удовлетворенная тишина. У девушки красивая длинная шея с золотым пушком, волосы собраны в пучок. Мое сердце бьется на ее лопатке. Зина — моя молочная сестра, по крови — двоюродная. Когда я рядом с ней, меня преследует смущение моего далекого детства, от которого не могу избавиться…

Автобус оставляет нас где-то в поле, на обочине шоссе, покрытого смолой.

Машина поворачивает к городу, и мы остаемся одни — словно на краю света.

— А сейчас куда?

Откуда мне знать? Должен ответить, но не знаю, что сказать. Беру Зину за руку и, увлекая за собой, бегу что есть сил. Ей трудно бежать в таком темпе, волосы падают на глаза, но она смеется, радуется, как ребенок, ее теплая ладонь в моей руке. Неожиданно окружающий мир перестает для меня существовать. Только очень смутно, как будто издалека, слышу Зинин голос; он становится тише, все тише: «Оставь меня, не могу больше». Я бегу, как робот, словно во мне работает какой-то механизм. Не знаю, когда потерял Зину, когда выскользнула ее рука из моей. Останавливаюсь чуть не плача и оказываюсь лицом к лицу с Зиной. Она берет меня за руки повыше локтей и встряхивает:

— Что с тобой? Что с тобой? Что с тобой?

Я нарочито удивленно переспрашиваю:

— А что со мной?

Потом мы долго сидим на каменном выступе дорожного столбика.

«Напрасно!.. Никуда не убежать, не скрыться».

Лейтенант… Маленькое девичье лицо. Даже непонятно, зачем он бреет его, и бреет до крови, каждое утро.

— Я хотел, чтобы мы побеседовали как человек с человеком…