Георгий Зангезуров - У стен Москвы

— Странно. Он что, забыл место?

— Говорит, не забыл. По его словам, слева от могилы отца была высокая сосна, а справа — кустарник. Но это, наверное, было в начале боев. А потом там не осталось ничего — ни сосны, ни кустарника. Один горелый бурелом да земля, изрытая глубокими воронками. Поди разберись, где чья могила…

— Да, это верно.

— Представляете, какой ужас! Жил, жил человек, имел семью, был любим, радовался жизни — и вдруг нет его. Даже могилу найти невозможно…

Часа в два ночи Александр заметил, что его собеседницу стало клонить ко сну.

— Ложитесь-ка вы спать, Наташа, — предложил он. — Вон там, возле Одежки.

— Ой, извините, пожалуйста. Я действительно уснула, — сказала девушка и направилась к копне сена.

— Погодите, я помогу вам…

— Да что вы, я сама!

— У вас так не получится. Подбросьте лучше в костер хворосту.

Наташа пошла к лесу, чтобы собрать сучьев.

— Далеко не уходите, — предупредил ее Александр.

— Ладно-о-о! — крикнула уже издали Наташа.

Кожин надергал из копны сена и устроил для нее мягкое ложе. Затем достал из своего рюкзака два военных одеяла. Одно из них постелил на сене, а другое оставил, чтобы девушка могла укрыться.

Вскоре Наташа принесла небольшую охапку сучьев, бросила их в костер и подошла к Кожину.

— Ну, вот вам и постель, — сказал он. — Ложитесь и хорошенько укройтесь одеялом, а то замерзнете.

— Спасибо… А вы как же?

— У меня шинель. Не замерзну.

Наташа легла, укрылась одеялом.

— Спокойной ночи, Саша.

— Спокойной ночи, — ответил Александр и отошел к костру. Там расстелил шинель, лег и, заложив руки за голову, стал смотреть в темно-серое небо и вслушиваться в ночь.

Было тихо. Только кузнечики трещали в траве, да коростель напоминал о себе однообразным скрипом. Изредка в эти звуки вплетались глухие удары по дереву: «тук… тук… тук…» Это дятел долбил своим крепким клювом березу, чтобы напиться живительного соку. «Ку-ку! Куку!..» — перекликалась с кем-то кукушка. И вдруг, перекрывая все ночные звуки, запел соловушек. Спрятавшись в прибрежных кустах, он затянул свою бесконечную прекрасную песню. Хрустально чистая, серебристая трель его голоса то взлезала ввысь и разносилась из края в край, то словно падала с поднебесья и сладостно замирала в кустах…

Вдруг Олег перестал храпеть и, приподняв рыжую взлохмаченную голову, прислушался на миг к каким-то звукам.

— Ну, будет клев, — буркнул он, поворачиваясь на другой бок и натягивая на голову воротник пиджака. — Вот увидите. Слышите, как рыба плещется? — Сказал и тут же снова уснул.

А Кожин лежал и не мог оторвать глаз от неба. Казалось, что он не лежит на земле, а какой-то неведомой силой поднят вверх и несется в безбрежном воздушном пространстве.

Это впечатление создавалось оттого, что густой белесый туман, который по ночам, словно молочный пар, поднимался над рекой, лугом и лесом, перед рассветом окутал всю окрестность и образовал величественный шатер над тем местом, где молодые люди расположились на ночлег.

Хорошо вот так, как сейчас, лежать рядом с ярко горящим костром, смотреть в безбрежное небо, слушать дыхание летней ночи и вместе с ее прохладой вбирать в себя пьянящий, душистый аромат полевых цветов.

На рассвете первым проснулся Олег. Вскочив на ноги, он сладко, с хрустом в костях, потянулся и по росистой траве побежал к реке. Она была покрыта еще молочно-серым туманом. То там, то тут плескалась рыба.

— Славная рыбалочка будет нынче! — потирая от удовольствия руки, произнес Олежка и вприпрыжку побежал обратно. — Эй вы, сони! Вставайте! Всю рыбалку проспите!

— Тише, горластый! Наташу разбудишь.

— Так ведь пора!

— Ничего. Пусть она поспит еще немного. Мы с тобой и сами управимся.

— Ну и пусть спит. Мне-то что. Только она сама просила… — с обидой сказал Олег и, развязав свой рюкзак, почти с головой влез в него, видно отыскивая что-то.

Кожин занялся костром: Подбросив в него охапку сучьев, он обернулся и посмотрел на спящую Наташу. Та ежилась от утренней прохлады. Александр тихонько подошел к девушке и, стараясь не разбудить, бережно укрыл ее своей шинелью.

Наташе стало теплее. Заложив обе ладошки под правую щеку, девушка продолжала безмятежно спать.

— Ну, теперь все пропало, — вытянув наконец из рюкзака взлохмаченную голову, с грустью произнес Олег.

— Что случилось? — обернулся к нему Кожин.

— Банку с червями забыл дома.

— Так у нас же были черви, когда мы вечером переметы ставили?