Пушечный выстрел сильно оглушил сержанта. Он инстинктивно зажал ладонями уши. Взрыв разнес по лесу двойное эхо. Бронетранспортер вздыбился на мгновение в воздухе и рухнул на бок, вспыхнув резвым, смолянистым факелом. От него в разные стороны метнулись уцелевшие гитлеровцы. Телочкин хорошо видел их нырявшие в тумане фигуры и, припав к пулемету, вел огонь короткими, экономными очередями.
— Так-то, командир! — вслух сказал сержант, словно Черемушкин присутствовал в танке и наблюдал за его, Телочкина, работой. Ему захотелось пить. Подхватив лежащую рядом с сиденьем водителя флягу, зачехленную в серую шерстяную ткань, и отвинтив алюминиевую пробку, он сделал жадный глоток, но тут же сплюнул — Ну и дрянь, нашей бы сейчас, гвардейскую норму!..
Второй бронетранспортер остановился, завертелся и клюнул носом в заросли кустарника. Из него тоже высыпали солдаты. Затем из тумана вынырнули три фашистских танка Т-4. Перестроившись на ходу в линию, машины остановились. Крышка люка на башне среднего из них откинулась. По пояс высунулась фигура немецкого танкиста.
— Эй, вы! Там, в танке! — включив рацию и присоединившись к радиофицированному каналу, закричал он, прижимая к горлу кристаллик ларингофона. — Даю на размышление пять минут, иначе… — Он хорошо говорил по-русски, этот немец. — Слышите?
Наблюдая в перископ за офицером, семикратно приближенным цейсовской оптикой, Телочкин уловил чуть в стороне слабое движение в кустарнике. Похоже, там засела пехота. Сержант нагнулся к пушке, заряженной фугасной гранатой, и, скорректировав наводку, нажал на спуск. Вырос красновато-желтый султан взрыва. Солдаты вскакивали и бросались опрометью под защиту стальных бортов неподвижно стоящих танков.
— Что, гадючье племя, не нравится? Ничего, стерпится-слюбится, — зло процедил Телочкин. — Мы свое отползали… Теперь вам попариться не мешает. Русские — народ гостеприимный… Всякое добро помнят. И платят с лихвой.
Немец вновь осторожно выглянул из люка, жестикулируя руками. Телочкин, меняя опустевший пулеметный диск, смотрел на него через стекло-триплекс.
— А ведь я запросто могу его срезать, — с озорством подумал сержант и пустил длинную очередь.
Но немец успел исчезнуть. Башня угрожающе шевельнулась. Длинный ствол пушки с ребристым надульником уставился своим зевом в сторону разведчика. Две другие машины, насколько позволяла местность, разошлись по флангам, как бы беря танк Телочкина в огненные клещи.
«В три танковых ствола фашисты могут расчехвостить меня мигом, недорого за это возьмут, — размышлял Телочкин. — Нет! Охломоны! На понт вы меня не возьмете, сволочи! — и посмотрел на часы. — Наши уже далеко…»
Ему стало как-то не по себе, грустно и тяжело. Он был один в этом стальном чреве вражеской машины, а разведгруппа уходила от него в неизвестность, чтобы выполнить задание командования и, может быть, тоже шла навстречу своей гибели. Сержант на мгновение словно потерял над собой контроль и представил себя отставшим от родной журавлиной стаи подранком, который только слышит ее далекие, тревожно зовущие голоса…
— Все правильно, командир! Мы не гуси и не лебеди, чтобы прятать голову под крыло… Только один в поле — не воин! Было бы нас двое — насыпали бы мы фашистам перцу между ног…
Он оставил рацию в прежнем режиме работы, вложил в ствол пушки подкалиберный снаряд и приник к прицелу. Левофланговый вражеский Т-4 достиг границы оврага, и его длинный ствол нащупал левый борт танка Телочкина, в свою очередь, подставляя под выстрел свой правый. Но огня немцы так и не открыли.
«Почему они медлят?» — думал он, не отрываясь от прицела, в перекрестье которого находился правый борт фашистского танка. Правда, корпус вражеского танка стоял под некоторым углом к пушечному стволу, и Телочкин опасался, что при выстреле подкалиберный снаряд может срикошетировать, не причинив особого вреда экипажу, и уйти за пределы цели. Такой роскоши позволить себе он не мог. Может быть, это последний выстрел, так как очередного произвести просто не успеет.
«Нужно кончать эту затянувшуюся баталию», — усмехнулся он, меняя прицел. Теперь ствол танковой пушки, найдя нужную точку, смотрел в нижний срез покатой, чуть вытянутой эллипсом башни противостоящего танка.
В наушниках шлемофона послышался короткий глуховатый щелчок, и однотонный шум, похожий на стонущий ветер, прекратился.
Немцы по связи переговаривались о чем-то, ему не понятном.
Читать дальше