Владимир Тюрин: Слушать в отсеках

— Чегой-то ты прямо в исподнем к человеку пошел. Стыдобы у тебя, что ли, нет? — В голосе Кати, жены Тимофеича, хотя и старалась она говорить строго, не слышалось ничего, кроме материнской нежности.

Панкин вспомнил их первую встречу. Только к вечеру отыскали они эту деревушку со смешным названием Куриный брод. Обочь по-весеннему непролазной от грязи дороги торчало десятка два черных печных труб. Некоторые из них уже успели обрасти корявым жильем, другие же так и стояли, ожидая своих хозяев. Над одной из избенок слабо трепыхал когда-то красный, а теперь вылинявший и дождями выполосканный флаг. Оставив солдат в машине, комбат и Панкин направились к этой избе.

При лучине за добела выскобленным столом сидели мужчина и несколько женщин. Когда мужчина повернулся к вошедшим и тусклый свет упал ему на лицо, Панкин подумал: «Эко изуродовало мужика». И привычно рассудил: «А смерть-то рядом была». И впрямь рядом: пороховой чернотой забросала все лицо и, оставив глубокий шрам на щеке, выстебала глаз.

— Майор Гергвадзе, — представился комбат. — Нам бы… — спросить председателя он не решался — какое тут председательство в этакой нищете, — кого-нибудь старшего, что ли…

Комбат уже полгода как вернулся из Германии на Родину, и его до сих пор бесило, что там под острой черепичной кровлей стоят нетронутые войной сытые дома, а здесь — лачуги, землянки и горькие печи да трубы, поросшие бурьяном. Будь его власть — все бы перевез оттуда, оставил бы им вот такую же разруху — чтобы и внукам в память было.

— Председатель колхоза Илюхин, — поднялся мужчина и, догадавшись, обрадовался: — Саперы?! К нам?! Разминировать?!

— Да, товарищ председатель. К вам. — Комбат шагнул от двери и протянул руку, но Илюхин, словно не заметив ее, отодвинулся дальше в тень.

Одна из женщин закрыла лицо руками, всхлипнула и тонко-тонко заголосила.

— Не дождался мой ирод… Не дождался Пашень-ка-а-а…

— Перестань, Мария. Люди же здесь, — мягко, но решительно одернул ее председатель и предложил саперам: — Проходите, раздевайтесь.

Весь день под дождем прокуролесили они по грязи в поисках этого чертова Куриного брода, иззябли, и было бы сейчас кстати попить чего-нибудь горячего. Да не по душе пришелся комбату неприветливый председатель, даже руки не подал. Так ли встречает желанных гостей Гергвадзе? И он нарочито сухо отказался:

— Благодарю, надо ехать. Разместите, пожалуйста, людей. Старшим остается гвардии старшина Панкин.

Комбат уже повернулся к двери, когда к нему подошел Илюхин.

— Куда же вы, на ночь глядя, блукать в потемках поедете? Оставайтесь, — говорил он чуть отвернувшись, будто скрывая от Гергвадзе изуродованную половину лица. — А обижаться на меня, товарищ майор, не стоит. Мне здороваться-то и нечем. — Он выпростал из-за спины два почти по локоть пустых рукава застиранной гимнастерки.

Комбат, растерявшись, помолчал, перевел взгляд с рук на лицо Илюхина и в сердцах стукнул себя кулаком по лбу.

— Вай-вай! Какая дурная голова. Прости, дорогой. — А потом спросил: — Сапер?

— Так точно, сапер. Бывший.

— Где?

— Под Будапештом.

Просидели далеко за полночь. Жена Илюхина, Екатерина, еще молодая и необычайно тихая и ласковая женщина, принесла по такому случаю бутылку самогону. Прятала она его где-то вне избы, в развалинах. Уже сидя за столом и поднося ко рту мужа закуску, она, улыбаясь, призналась:

— От своего супостата прячу. — «Супостат» было сказано с такой теплой лаской, что комбат и Панкин невольно рассмеялись. — Вот ведь вроде и непьющий, а иной раз нет-нет да и заглянет в стакан.

— Ну это ты, Катюша, на меня напраслину не возводи. С кем такого не случается. А так, чтобы… — И вдруг со злой тоской, как будто собираясь с кем-то ругаться, выкрикнул: — Бывает!!! Как иногда подумаешь — куда ты теперь безрукий годен! По нужде сам не сходишь, ширинку жена застегивает. До немца-то я лучшим в области комбайнером был. Теперь что? В футбол играть? Вон Петьке Рыкову, соседу моему, повезло — без ног остался, так хоть руки целы… А тут…

Чтобы перевести разговор, Панкин спросил:

— Чего-то женщина, когда мы вошли, заплакала?

— Мария? Колокольникова? У ней младший сынишка месяц назад на ближнем наделе, это который вы первым разминировать будете, подорвался. Еле собрали его. Осталась она одна с дочкой. Мужик ее и два сына тоже в войне погибли.

По стенам тихо шелестел мелкий, совсем не похожий на весенний дождь, и еще тише пожаловалась Катя: