Николай Далекий - Ядовитое жало

— Брешешь! Не на службу тебя потребовали, ты опять к этой Каське–распутнице на всю ночь идешь. Люди, поглядите на него, бессовестного!

— Говорю тебе… Не я один, всех требуют. То служба, а не забава.

— Знаю, знаю я эту службу!..

— Черт, а не баба! Не думает о том, что человек жизнью будет рисковать этой ночью и может свою голову в том лесу оставить…

— Куда вы идете, скажи? Что у вас там случилось? Ага, молчишь, кур… сын!

— Цыть, дура! Дам по морде, узнаешь, куда да что… Сказано тебе — строгая тайна!

Строгая тайна… Не успела машина гауптштурмфюрера выехать из Княжполя, как хлопец лет двенадцати покатил на велосипеде по мягкой проселочной дороге, ведущей к лесу. «Скорей, Михась. Гони к Камню сколько есть сил, сынок», ―сказал отец. И хлопец гнал вовсю, быстро и плавно нажимая босыми ногами на педали старенького велосипеда, напряженно всматриваясь в летящую под колеса белесую полосу пыльной колеи ― дорога знакомая, да ведь каждую ямку не запомнишь.

А у Камня его уже ждали.

Камнем называлось то место в лесу, где над огибающей холм дорогой нависали обнажившиеся на склоне плиты серого ноздреватого, поросшего сухим мхом известняка.

Вскоре после того как стемнело, сюда, неслышно ступая, то и дело останавливаясь, чтобы оглядеться и прислушаться, подошел почтарь партизанского отряда Валерий Москалев. Сжимая в правой руке пистолет, он засунул левую в расщелину между плитами и долго шарил там. Очевидно, ничего не найдя, Москалев бесшумно взобрался по склону и залег на гребне холма лицом к камням.

Темень. Звездное небо. Ветер легонько раскачивает верхушки деревьев, и однообразный шум, вобравший в себя скрипы сучьев, шорохи, шелест листвы, то усиливаясь, то слабея, волнами катится по лесу.

Добрых полчаса Валерий, притаившийся на холме, не подавал признаков жизни, словно сам превратился в камень. Ему было приказано: в случае «почтовый ящик» окажется пустым, ждать почты до полуночи. Почту нужно было как можно скорее доставить Третьему. Не трудно было запомнить все это, однако Валерий, впервые выполнявший обязанности партизанского почтаря, волновался, как мальчишка, которому взрослые доверили ответственное и опасное дело. Он боялся, что напутает, сделает что‑нибудь не так.

У подошвы холма послышались быстрые шаги. Москалев переливчато свистнул. Свист этот можно было принять за щебетание проснувшейся птицы: «Тюфь–тю–фють!»

— Фють–фють–фють! — донеслось снизу.

Зашуршала осыпающаяся под ногами каменистая земля, и две темные фигуры на дороге приблизились друг к другу.

— Ну? — торопливо спросил Валерий. — Есть что? Давай!

— Фу, бежал… держите… — тяжело дыша, зашептал хлопец. — Кроме того, тато… сказали передать… на словах: немцы… готовят этой ночью какую‑то… акцию. Все полицаи Княжполя… Будовлян, Кружно не будут… ночевать дома. Начальник гестапо на ночь… глядя выехал на машине… в Кружно.

— Когда тебя послали?

— А вот… темнеть начало. До леса на ровере гнал, а потом… бежал… Тут стежка есть…

— Спасибо, дружок. Счастливо тебе.

— Счастливо и вам.

Темные фигуры отделились друг от друга, быстро разошлись в разные стороны.

Валерий Москалев умел ходить по лесу. Он знал, что не следует спешить вначале, а нужно рассчитать силы на весь путь, постепенно наращивать темп ходьбы, и поэтому старался шагать размеренно. Однако нервное напряжение его было столь велико, что, отойдя от Камня метров на двести, он не выдержал и пустился бежать. До Черного болота, где ждал его Третий, было далеко, а каждая минута запоздания могла оказаться роковой.

Как и полагалось по варианту «С» операции «Воздушный змей», главные силы нападения сосредоточились в трех километрах от Черного болота. В темноте среди деревьев, в нескольких шагах от дороги, на которой стояла коляска Гильдебрандта (машину он оставил в Кружно), расположилось более четырехсот солдат и полицейских, однако они ничем не выдавали своего присутствия ― с самого начала похода был отдан строгий приказ не курить, соблюдать полную тишину. Гауптштурмфюреру слышно было только, как шумит над лесом усиливающийся ветер да как где‑то рядом в темноте изредка всхрапывают лошади, которым кучер навесил на головы торбы с овсом.

Подвести ближе к болоту свои отряды Гильдебрандт не рискнул. Бородач не дурак, конечно, выставил вокруг площадки посты боевого охранения. Только не спугнуть мышку, только не спугнуть… Люди после марш–броска отдохнули, и километр–полтора, отделяющий их от площадки, на которую должны упасть тюки с грузом, будут пройдены скорым шагом за какие‑нибудь десять–двенадцать минут. Несомненно, в центре сразу же завяжется перестрелка с мелкими группами противника. В это время группы на флангах, рассредоточиваясь, будут продолжать свое стремительное и по возможности скрытное охватывающее движение, пока не дойдут до болота.