— Что там? — с удивлением спросил Ковалишин.
— Перышко, — ответил Селиверстов, рассматривая то, что было зажато в его двух пальцах. — Маленькое перышко.
— В лесу чего не наберешься… — Взводный, брезгливо морщась, осмотрел рукав, отряхнул хорошенько полы мундира и принялся читать записи в блокноте.
В отличие от Селиверстова, Юра Коломиец недолюбливал своего взводного, считал его солдафоном, формалистом, способным придраться к каждой, даже не имеющей никакого значения мелочи. На лице Ковалишина почти всегда сохранялось выражение деловой сухости, озабоченности и даже высокомерия. Однако Коломиец должен был признать, что службу свою взводный выполняет безукоризненно и все его требования к подчиненным, как правило, обоснованны и справедливы. Возможно, неприязнь к командиру возникла у Юры только потому, что сам‑то он не отличался педантичностью и аккуратностью, а воинская дисциплина частенько была ему в тягость.
Ковалишин, недовольно морща губы, долго рассматривал записи в блокноте, и вдруг огорошил бойцов неожиданным вопросом:
— Тут написано — женская фигура… А вы уверены, что женская?
— А чья же? — удивился Селиверстов.
— Я спрашиваю — вы уверены, что это была женщина, а не, допустим, мужчина в женской одежде?
Селиверстов и Коломиец молчали. Предположение взводного показалось им невероятным, фантастическим, но после того, как оно было высказано, никто из них не решался полностью отвергнуть его.
— Мы с ней в бане не были, в речке не купались… — буркнул Селиверстов.
— Ага, не уверены, — спокойно резюмировал Ковалишин. — Значит, и писать нужно точно: не женская фигура, а фигура, одетая в женскую одежду. Ясно? Это же самое важное ваше наблюдение за весь день. Что за человек, куда, зачем бежал?
«А ведь он прав», ― подумал Юра.
Ковалишин снова взглянул на страницу блокнота. На этот раз его внимание, видимо, привлекли рисунки, и он скупо усмехнулся.
— Так, это ежик нарисован… Натурально! А это что? Орел? Самолет?
— Голубь…
— Бомбу на вас не сбросил?
— Я перепишу, ― сказал Юра смущенно.
— Пойдет и так, — после короткого раздумья махнул рукой Ковалишин. — Не надо бумагу портить. Только в следующий раз серьезней к своим обязанностям относиться следует. Воздух — это что? Самолеты. Может быть, кружил над лесом разведчик, фотографировал… Это важно.
— Даже звука самолета не слышали.
— Ну и слава богу. — Ковалишин поглядел на вырванный из блокнота листок, сложил вчетверо, спрятал его в нагрудный карман мундира. — Значит, так. Сейчас пойдем в роту. Повечеряете и никуда, — слышите? — никуда не отлучаться, спать не ложиться!
Лицо Юры расплылось в самодовольной улыбке.
— Что я тебе говорил, Селиверстов? Видишь, все по–моему выходит.
— О чем это вы? — поинтересовался взводный. Они уже шагали к дороге.
Ответил не Коломиец, а Селиверстов.
— Да это он говорит, будто сегодня ночью самолеты прилетят, гостинцы будут сбрасывать. Правда?
Ковалишин резко повернулся к Юре.
— Откуда тебе известно? — почти испуганно спросил он. — Кто тебе сказал?
— Никто не говорил, — пожал плечами Юра. — Сам догадался.
— Как это — догадался? — не отставал взводный. Он остановился и строго, с возмущением смотрел на бойца.
— Чего же тут хитрого? — пожал плечами Коломиец. — Во–первых, много секретов выставили для наблюдения. Это неспроста, значит, к чему‑то готовятся, чего‑то остерегаются. Кроме того, первая рота уже три дня на Черное болото ходит, площадку там чистят, хворост для костров заготовляют. А сейчас приказ — повечерять, спать не ложиться, быть на месте…
Похоже было, что у взводного даже дух перехватило, когда он услышал такие рассуждения. И не удивительно: ведь все, что касалось времени прибытия самолетов с Большой земли, а также места, где должны быть сброшены привезенные ими грузы, командование отряда обычно держало в строжайшей тайне, в которую до последнего часа были посвящены всего лишь несколько человек. И вот тебе на ― этот сопляк, Художник, которому никто ничего не сообщал, предсказывает, что и где именно должно произойти этой ночью. А опровергнуть его рассуждения трудно, его выводы логичны. Кажется, Ковалишин не на шутку рассердился.
— Вот ты какой, Художник. Распустили языки, холера вашей маме. Какое твое дело, куда и за чем ходит первая рота? Тебе дали задание — выполняй! Так нет, он рассуждает, философствует. Вот доложу капитану, тогда узнаешь.
Читать дальше