Николай Далекий: Ядовитое жало

Юра молчал. Он чувствовал себя виноватым, но не обижался на справедливый выговор взводного. Действительно, ему следовало бы держать язык за зубами и не высказывать своих предположений. Но в глубине души Юра торжествовал: выговор, полученный от взводного, только подтверждал его догадку. Теперь‑то он не сомневался, что этой ночью прилетят с Большой земли самолеты и сбросят на площадку у Черного болота тюки с оружием, боеприпасами, обмундированием и, конечно, почтой. Замечательно! Вот хлопцы будут рады…

Для Юры Коломийца, как и для каждого партизана, такое долгожданное событие, как прилет самолетов с Большой земли, было самым желанным и радостным праздником.

Партизаны шли по лесной дороге быстро и вскоре увидели впереди крестьянку, гнавшую к хутору козу. Женщина то и дело угощала козу хворостиной и сердито приговаривала: «Я тебе дам, я тебе дам, треклятая! Я тебе покажу, как веревку обрывать,.. Ишь, какие фортели выбрасывать начала».

Селиверстов и Коломиец смущенно переглянулись: это была та женщина, какую они видели, находясь в секрете. Теперь они ее узнали ― тетка Иванна. Все объяснялось просто: тетка Иванна носилась как оглашенная по лесу, искала свою пропавшую козу. Будешь бегать, если у тебя трое малых детей, а коза заменила корову, которую уже давно забрали немцы.

Однако, когда бойцы поделились своей догадкой со взводным, Ковалишин скептически хмыкнул и недовольно сказал:

— Опять вилами по воде пишете… Вы твердо уверены? Одежда совпадает… Ну и что из этого? Да почти половина здешних баб так одета — белый платочек, серая кофта, темная юбка. Ведь лица той женщины вы не видели… Да и, повторяю, неизвестно кто то был — женщина или мужчина…

И снова дотошный командир смутил бойцов, посеял в их душах сомнение и тревогу. Действительно, никто из них не видел лица той женщины, что пробежала вблизи секрета.

План операции с кодовым названием «Воздушный змей» был разработан тщательно, во всех деталях и в нескольких вариантах. Начальник княжпольского гестапо гауптштурмфюрер Гильдебрандт давно готовился к ней и старался предусмотреть все возможные осложнения.

«Воздушный змей» ― это звучало неплохо!

Гильдебрандт знал, что отряд Бородача систематически получает по воздуху боеприпасы и медикаменты, знал даже, где находятся «аэродромы» партизан ― площадки, на которые советские транспортные самолеты сбрасывали грузы и парашютистов.

Оставалось узнать, когда состоится очередной визит самолетов и где, на каком «аэродроме» зажгут на этот раз партизаны сигнальные костры.

И вот донесение Иголки лежит на его столе ― несколько слов, написанных четкими, мелкими как бисер буковками, на клочке мятой, но тщательно разглаженной папиросной бумаги.

Гауптштурмфюрер сидел в кресле и смотрел на эту крохотную записку напряженно, плотоядно, словно кот на мышь. Да, в эти минуты оставшийся один в своем кабинете Гильдебрандт был похож на притаившегося в засаде кота, терпеливо выжидающего, когда осторожная мышь приблизится настолько, что он сможет накрыть ее своей когтистой лапой. Уж он не промахнется, нет. Только бы не спугнуть, только бы не спугнуть…

Много дней ждал гауптштурмфюрер возникновения столь благоприятной для него ситуации. И дождался все‑таки. Иголка сообщает: «Самолеты прибудут сегодня ночью, грузы будут сброшены западнее Черного болота». На Иголку можно положиться. Какого замечательного агента удалось подбросить к этим лесным бандитам, как своевременно поступает его информация! Кто бы мог подумать…

Удача. На этот раз только чудо может спасти Бородача от разгрома. Кстати, не забыть бы об оригинальном трофее ― пучке волос из бороды командира лесных бандитов.

Говорят, у него роскошная черная борода. Он, Гильдебрандт, не столь кровожаден, чтобы снимать с убитых врагов скальпы, но четверть бороды прикажет отрезать. Пучок черных (предварительно продезинфицированных, конечно) волос, перевязанных красной ленточкой, выглядел бы неплохо, если бы его повесить вот тут на стене у письменного стола.

Советские партизаны, всего лишь четыре месяца назад обосновавшиеся в этих краях, частенько портили кровь Гильдебрандту, доводили его до сердечных приступов. Они были для начальника княжпольского гестапо как фурункул на носу: и адская боль, и у всех на виду, не скроешь под пластырем… Неуловимые лесные бандиты (так называл гауптштурмфюрер партизан) под предводительством своего бородатого атамана, которому, к сожалению, нельзя было отказать ни в отваге, ни в изобретательности, действовали нагло и; как правило, оставались безнаказанными. Что касается безнаказанности, то это происходило, конечно, не по вине Гильдебрандта. Еще год назад он сразу же предпринял бы радикальные меры и в кратчайший срок сумел бы навести полный порядок на подведомственной ему территории. Обычно в таких случаях в распоряжение Гильдебрандта предоставляли на несколько дней для карательных операций довольно большие воинские силы. Однако времена изменились. Сейчас нельзя и заикаться о выделении войск для борьбы с партизанами. Дело дошло до того, что начали сокращать и без того незначительные гарнизоны, находящиеся в маленьких городах, расположенных вдоль стратегически важной линии железной дороги.