Николай Далекий - Ядовитое жало

И вдруг разорвалась эта «бомба» ― сегодня утром в Кружно партизаны пытались похитить полицейского писаря и увезти его с собой. Это им не удалось, но в их руках оказалась сумка писаря… Вряд ли все это произошло случайно. Возможно, Бородач готовится напасть не на Будовляны, а на Кружно?.. Мысль эта не давала покоя гауптштурмфюреру. Впервые у него возникло сомнение в отношении Иголки, работой которого он так восхищался: а что если этот агент с ведома партизан водит его за нос? Но ведь все прежние донесения Иголки подтвердились. Тут что‑то не так… Ясно одно ― Бородач задумал какой‑то новый, особенно сложный и коварный ход. Какой?

Ломая голову над этим вопросом, Гильдебрандт рассеянно слушал выступления приглашенных на совещание офицеров.

Говорил лейтенант Заукель.

— Я убежден, что акция с похищением писаря имеет целью отвлечь наше внимание. Обычная хитрость этих негодяев. Они хотят, чтобы мы ждали их в Кружно, а ударят по Будовлянам. У нас нет оснований не доверять нашему агенту.

Заместитель Гильдебрандта ― осторожный и завистливый унтерштурмфюрер Белинберг с сомнением покачал головой.

— Вы не согласны? — резко спросил Гильдебрандт. — Выкладывайте свое мнение.

— Меня смущает история с сумкой. Вполне возможно, охотились не столько за писарем, как за его сумкой. А там списки полицаев, схема города, свежесоставленный график несения караульной службы…

— Господин гауптштурмфюрер, — поднялся долговязый Штемберг, прибывший на совещание из Кружно, — я несколько раз предупреждал, указывал начальнику полиции, чтобы все документы хранились в сейфе, и все же этот болван–писарь иногда таскал их с собой.

— Может быть, писарь с ними заодно? —высказал предположение Белинберг и покосился на начальника. — Инсценировка?

— Инсценировка? — хмыкнул Гильдебрандт, недолюбливавший своего заместителя и не упускавший случая, чтобы подчеркнуть его ограниченность. — Какой в этом смысл? Писарь лежит в больнице с переломанной ногой. Если бы он был сообщником партизан, он просто передал бы им копии документов.

— Хорошо, инсценировка отпадает, — поспешно согласился Белинберг. — Но главное не в этом. Мне кажется, при создавшейся обстановке нужно вернуть в Кружно всех солдат и полицаев, каких мы перебросили оттуда в Будовляны. Вообще я против того, чтобы мы укрепляли один участок за счет других. Нельзя оголять тот или иной объект.

— А вам не кажется, унтерштурмфюрер, что это метод пассивной обороны и ни к чему доброму он не приведет? — едко спросил лейтенант Заукель. — Нельзя допускать, чтобы противник бил нас по частям, нельзя дробить силы.

— По–вашему, будет лучше, если мы соберемся в одном месте, а остальные участки останутся незащищенными? — окрысился Белинберг. — Партизанам только того и надо.

— Нет, не оголять полностью. Я предлагаю другое — активную оборону. Мы можем и должны маневрировать частью своих сил, укрепляя в зависимости от опасности то тот, то другой участок. Сейчас нужно укрепить Будовляны и Кружно.

— Смотря какими группами маневрировать, — не сдавался унтерштурмфюрер. — Можно добегаться…

«Пожалуй, придется поступить, как предлагает лейтенант, ― подумал Гильдебрандт. ― Это многого не даст, но атаки партизан будут отбиты ― они не любят лезть туда, где им дают отпор, ищут легкую добычу. Конечно, если бы я плюнул на трусливые рассуждения Белинберга и сосредоточил почти все силы в Будовлянах и Кружно, можно было бы подготовить для Бородача более серьезные сюрпризы. Сейчас мне нельзя идти на такой риск, нельзя…» И в ушах Гильдебрандта как бы прозвучал скрипучий голос его начальника: «Гауптштурмфюрер, к сожалению… Если Борцель еще раз произнесет эти слова ― прощай заслуженный чип штурмбаннфюрера, можешь не раздумывая готовиться сдавать, дела.

Начальник гестапо уже хотел было объявить о своем решении, но тут в дверь постучали, и в кабинет вошел шофер Мориц. Солдат в нерешительности остановился у порога, лицо его выражало волнение, губы были плотно сжаты. При одном взгляде на Морица гауптштурмфюрер понял, что тот явился не с пустыми руками.

— Давай!

Мориц подошел и передал начальнику что‑то крохотное. Это было донесение. Гильдебрандт кивком головы приказал солдату удалиться и начал осторожно разворачивать скатанную в валик тонкую бумажку.

В кабинете наступила тишина, все поняли, что получено новое донесение, и следили за пальцами начальника.

Наконец бумажка была развернута, и по губам Гильдебрандта потекла улыбка. Он прочел то, что было написано четким бисерным почерком на бумажке: «Поправка. Нападение Кружно ночь суб. ― воскр. И».