Егор Лосев - Резервисты

Отвернулся от округлившихся глаз часового и зашагал обратно.

Зачем нужен часовой у палатки, им объяснили на занятиях. Данька, пригревшийся в теплом классе, то проваливался в сон, то испуганно вскидывался, и в результате частично прослушал. Вроде традиция пошла с «Ночи дельтапланеристов», когда террорист из Ливана перелетел границу, сел на территории лагеря и закидал палатки гранатами, или с «Ночи вил», когда местные арабы порезали забор, подобрались к палаткам и перекололи спящих солдат. В общем, из каждого учебного взвода у палаток сутки напролет торчал часовой, сменяясь раз в два часа.

Где-то в тумане громыхнул «нун-нун». [24] Нун-нун — сокращенное название грузовика повышенной проходимости.

Капли воды на очках превращали окружающий мир в калейдоскоп. Надо бы протереть, но это опять же руками…

В небе, над облаками, косо завис поселок. Окруженный по периметру прожекторами, торчал он на вершине скрытого туманом холма, напоминая летающий остров Лапуту из «Гулливера».

Вскоре со стороны столовки, покачиваясь и бряцая железом, потянулись силуэты в островерхих балахонах плащ-палаток — караул сменили.

Часы в рукаве тоненько пропищали. Сжав зубы, Данька выдернул руку. Цифры на экранчике высветили пять восемнадцать, время будить сменщика.

С третьей попытки сменщик Меир — высокий и тощий пацан, сел на кровати, обвел палатку ошалелым взглядом и пробормотал:

— Все, все, встал.

Данька отошел, но, стоя у полога, следил, чтобы Меир часом не задрых. Тот наконец зашнуровал ботинки и нацепил на себя дубон. [25] Дубон — теплая армейская куртка.

Через полторы секунды, скинув мокрую разгрузку и куртку, сунув под голову винтовку, Данька провалился в сон, как в колодец.

…и тут же проснулся от пинка по кровати. Полчаса промелькнули одной секундой.

— Подъем!!! — орал Меир. — Через пять минут построение!!!

Данька сел, стряхивая сон. Бойцы вокруг метались по утренним делам.

Интересно все-таки устроен организм. Когда просыпаешься в такую холодрыгу, первая мысль — отлить. Из-за этого желания даже холод не так чувствуется. Вот и вылетают кое-как одетые новобранцы из палатки. Только облегчиться по-человечески им не светит, на то она и армия, «тут вам не там!». На всю учебную роту в сто тридцать гавриков — двенадцать очков, еще двенадцать душевых и двенадцать раковин. Занять утром очко (не унитаз, а ностальгически родную дыру в цементном полу) задача для КМСа по боксу, да и он может нарваться, народ-то озверевший. Вот и носятся солдатики между палатками, озираясь, чтоб инструктор не заметил. Темно на улице, холодно, состояние со сна обалдевшее, поскорее хочется дела закончить и обратно под мокрый брезент. А между палаток растяжки натянуты. Вот и слышен периодически тонкий дзынь растяжки, смачный шлепок в грязь и матюги, спо-ткнууууулся, милай, а ты в туалет ходи, как человек.

Данька предусмотрительно облегчился в карауле и теперь чистил зубы, полоща водой из фляжки и сплевывая прямо на пол, палатка все равно протекла, за пару часов все смоет.

— Ты чего расселся? — На соседней койке Хрюша, матерясь, натягивал ватные штаны, — построение проспишь, по жизни.

Даня вздохнул и сунул ноги в ботинки. Даже ботинки в армии шнуровали по-хитрому, не как у людей. На одном конце шнурка завязывался узел, чтоб не проскочил в дырку, а вторым концом шнуровался весь ботинок доверху. Поначалу непривычно как-то, но прав был рыжий ефрейтор в БАКУМе, показывавший, как надо вязать, одним концом побыстрее будет.

Остаток шнурка заплетался в хитроумную косичку, но это уже для «продвинутых пацанов», Данька его просто в носок затолкал, напялил куртку, плащ-палатку, навесил винтарь и выбежал наружу.

Бойцы месили берцами грязь, сбиваясь в компактный строй. Тут же покачивалась с пятки на носок инструкторша, кося на часы.

Положенное время истекло. Инструкторша хмуро оглядела взвод, спиной учуяла запоздавшего, летевшего из палатки, и, не оглядываясь, ткнула пальцем за спину:

— Стоять!!!

Боец буксанул в луже, застывая.

— Упор лежа принять!

Солдатик бухнулся на руки, с трудом пристроив поверх ладоней «М-16».

— Двадцать раз, — тихо уронила инструкторша.

— Раз! — запыхтел солдат, тыкаясь пузом в лужу. — Два! Три…

Первый и третий взводы, построившись, без приключений унеслись на зарядку. Второй взвод, пользуясь задержкой, дозастегивал пуговицы, молнии, довязывал шнурки.

Русских было четверо. Данькин друг детства Антоха, с которым они чуть ли не в роддоме в Питере познакомились, Димка и Ромка. Началось все с Димки, уж очень у него лицо напоминало Хрюшу, того самого, из «Спокойной ночи, малыши», кличка к нему прилипла намертво и сразу. Ромка тоже неуловимо напоминал Каркушу, а потом уже и остальных окрестили, чтоб не обидно было. Антоха стал Филей, а Данька — Степашкой.