Егор Лосев - Резервисты

Эрез задумчиво проводил взглядом окурок и направился к толстяку. Подойдя к нему, он с ледяной вежливостью потребовал подобрать окурок и бросить его в урну. Толстяк, не глядя, послал его подальше, но потом поднял взгляд и, оцепенев, как кролик, увидевший удава, сразу будто сдулся. Бормоча извинения, толстый потрусил к воде. Его небритый товарищ с массивной золотой цепью на шее подскочил к Эрезу сзади и рванул за плечо. Эрез легко поймал его запястье и, заломив руку, усадил обратно на лежак. Небритый понял, что ему лучше еще позагорать. Толстяк, выловив в волнах бычок, с видом побитой собаки побрел к мусорке. Инцидент был исчерпан.

Прополоскав акваланг, я подошел к Эрезу. Поздоровавшись, я прямо сказал ему: «Ты ведь служил в шаетет (подразделение морского спецназа — ивр .)?» — «Угу, — пробурчал Эрез со свойственной ему «общительностью», — до четвертого сентября девяносто седьмого года, и больше не спрашивай меня об этом»'. Первый и единственный раз я увидел в его глазах не холодную ярость, а затаенную боль.

Но эта встреча произошла уже после нашего дембеля, а пока Эрез водил нас на патрулирования и засады. За полное отсутствие эмоций во всех ситуациях нового лейтенанта прозвали Терминатором.

Как-то раз мы сидели в бункере, пережидая очередной обстрел. Леха вдруг оторвался от газеты. «Во! Статья про Ливан!» — заявил он и начал читать вслух. Постепенно около него собрался почти весь взвод. В газете было напечатано интервью с десантником, который не встал в атаку, когда они напоролись на группу боевиков и ротный приказал: «Вперед!» Дело происходило на склоне холма, и хотя террористы были ниже десантников, из-за особенностей рельефа они оказались в более удачном положении.

Все рванулись вниз, навстречу боевикам, стреляя на ходу, а этот парень просто остался лежать на склоне. Впереди рухнул командир роты, получив пулю в лицо. Справа хрипел простреленной грудью лейтенант-взводный, а он просто лежал и смотрел. Перед ним бежали его товарищи, стреляли и падали от ответных выстрелов, но он не встал. Боевики забрали секретную рацию, сняли с кого-то из погибших ребят ПНВ, добили взводного и ушли, а этот урод просто хотел жить и ничего не сделал.

Несколько минут все молчали, переваривая статью, а затем казарма превратилась в студию «Попполитики». [2] В ночь с 4 на 5 сентября 1997 года израильские морские коммандос, высадившиеся на ливанском побережье, попали в засаду и приняли неравный бой с превосходящими силами врага. Погибла почти вся группа бойцов морского спецназа, включая командира, подполковника Йоси Куракина. С большим трудом удалось эвакуировать тела погибших. Во время эвакуации погиб врач прилетевшей на выручку группы поддержки. Каждый хотел высказать свое мнение. Все орали, на шум подходили еще пацаны, читали статью и присоединялись к крикам.

Были такие, которые говорили, что десантник — дерьмо: «Кто бросает товарищей во время атаки, тот полное дерьмо!»

Но были и те, кто считал, что десантник, конечно, дерьмо, но его можно понять. Может, парень видел, что шансов нет, четверо погибших лучше, чем пятеро или шестеро.

Были и те, что молчали, но было ясно: они не осуждают этого парня, более того, в их глазах читались сомнение и неуверенность.

— Если уж в разведроте десантуры такое происходит, — пробормотал Мишаня, — значит, мы в полной заднице!

Дискуссию прекратил Эрез, пробежавший глазами статью и пообещавший зубами порвать того, кто попытается повторить «подвиг» десантника.

Глядя на него, я подумал, что так оно и будет. Статью Эрез торжественно спалил в снарядной гильзе, заменявшей пепельницу: «Здесь вам не десантура, здесь «махра», пехота! Только попробуйте опозорить честь батальона!»

Споры продолжались еще долго, статья надломила мотивацию в роте, в глазах у каждого читался немой вопрос: «А ты встанешь? А ты прикроешь мою спину?»

Что-то неуловимо изменилось в поведении солдат. На инструктажах перед выходом на задания задавались глупые вопросы: зачем и почему. Кое-кто пытался просто отказаться и не выполнить приказ.

Эрез старался задавить «бунт» на корню, но даже ему такое не удавалось, хотя в наших глазах он был сверхчеловеком. Они вместе с комбатом провели несколько бесед, пытаясь объяснить, что мы выполняем свой долг, но все равно, что-то сдвинулось в солдатских мозгах. Служба продолжалась.

Несколько раз по ночам вертолеты доставляли какую-нибудь шишку в погонах. Все они толкали речи о том, какую нужную работу мы делаем, но через несколько часов улетали домой. А мы оставались. Наша компания держалась вместе, уж друг в друге мы были уверены, как в себе.