Арнольд пил молча, не чокаясь с соседом, краснолицым артиллерийским капитаном. Это было для меня новостью: дома Арнольд почти не притрагивался к алкоголю, пил только в компании, и то неохотно. Мое удивление стало сменяться беспокойством. Арнольд пил как настоящий алкоголик, дрожащей рукой опрокидывая рюмку за рюмкой в широко открытый рот. Я посмотрел на него с явным неодобрением. Он ответил кривой улыбкой.
Моим соседом по столу был молодой лейтенант с открытым смелым лицом и лихо закрученными по-венгерски усами. Его высокий лоб и беззаботные глаза напоминали мне образ бравого испанца из романа рыцарских времен. Он пил и наслаждался, часто чокался со мной, но не принуждал пить с ним наравне. Улыбка у него была веселая и юношески-непосредственная.
Вдруг лейтенант толкнул меня локтем в бок и кивком указал на окно.
— В чем дело?
— Посмотри, что сейчас будет.
Сначала я не заметил ничего особенного. Но вот сидевшая в тени ближайшего барака группа солдат вскочила и рассыпалась в разные стороны, словно порыв ветра разметал людей.
— Наверное, начальство приехало, — сказал я.
Лейтенант Бачо рассмеялся и чокнулся со мной.
— Самое высокое начальство, дружище. Смерть. Слушай.
Очень близко, будто совсем рядом с нашим бараком, начала бить артиллерия. По сухому визгливому тону я узнал зенитную батарею. В нескольких местах заговорили пулеметы. К бригадному генералу подошел один из адъютантов. Генерал недовольно поморщился, быстро направился к двери. Офицеры встали, провожая бригадного.
Вскоре ушел и полковник, и старшим по чину остался командир батальона, тучный черноволосый майор Мадараши.
— Садитесь, господа, — сказал он. — Ну, если ударит сюда, так ударит, ничего не поделаешь.
Он прибавил еще что-то, очевидно смешное, потому что сидящие рядом рассмеялись, но ни смех, ни звон посуды не были слышны из-за выстрелов батареи.
— Это крепкий парень, — орал лейтенант Бачо над моим ухом. — Это, брат, фронтовой офицер, наш батальонный. А ты что, с обер-лейтенантом Шиком знаком с мирного времени?
Я хотел ответить, но в этот момент что-то грохнуло о плоскую крышу барака. Воцарилась мертвая тишина. Несколько человек метнулось к дверям, остальные сидели, пригнув головы. Многие побледнели. Прапорщик Торма, прибывший с моим маршевым батальоном, сидел с восковым лицом, упершись взглядом в тарелку. Двое офицеров выпрыгнули в открытые окна. Я подскочил к окну и выглянул. На безоблачном небе угрожающе кружились три итальянских самолета. Тучки шрапнельных разрывов таяли в чистой лазури. Кто-то влез на крышу барака. В тишине гулко отдавались шаги по накату.
— Что случилось? Что такое? — кричали отовсюду. — Ничего особенного.
И высокий молодой прапорщик протянул в окно фуражку, в которой лежал стакан от шрапнели.
— Осторожней, еще горячий!
Офицеры с шутками и смехом поднесли шрапнельный стакан майору. Сидящий рядом с батальонным обер-лейтенант наполнил стакан вином и при одобрительных криках выпил его до дна. Из-за шрапнели начался буквально бой, каждый хотел выпить из нее. Стакан пошел по рукам. Я подсел к Арнольду.
— Я хотел бы с тобой поговорить, если ничего не имеешь против, — обратился я к нему.
Арнольд с удовольствием потягивал кофе. Начальник штаба батальона, белокурый лейтенант в пенсне, объявил:
— Внимание, господа! Помещение оставлять только поодиночке, ни в коем случае не образовывать групп.
— Ну, пойдем, — сказал Арнольд, направляясь к дверям.
На эстраде в углу столовой цыганский оркестр грянул лихую песню «Тонкий дощатый забор». Лейтенант Бачо выскочил вперед.
— Ачи! Сначала!
Майор одобрительно улыбнулся, Бачо задорно запел:
Тонкий дощатый забор,
Слышен пушек перебор.
Венгерский гонвед, вперед.
Вдруг снаружи у двери раздался страшный, захлебывающийся крик: «О-ах! О-а-ах!!!»
Арнольд быстро вышел. Я кинулся за ним. В двух шагах от входа, обливаясь кровью, с помертвевшим лицом, бился на земле вестовой. Рядом с ним валялась рассыпавшаяся посуда. Судорожно вздрагивающей рукой он держался за плечо, по пальцам лились потоки черной крови.
— Что случилось?
— Шрапнель, господин лейтенант! — крикнул кто-то. Раненый, дрожа всем телом, утих. Арнольд приказал было вызвать санитаров, но они уже быстро приближались с носилками. Лицо раненого приняло зеленоватый оттенок. Собрав последние силы, он с детской покорностью взобрался на носилки.
Читать дальше