Василий Веденеев - Взять свой камень

…Пришли другие люди, верящие и поклоняющиеся иным вождям, выпустили из автомата очередь по портрету чужого вождя, сшибли его со стены, растоптали. Война…

Может быть, спустя много месяцев здесь вновь зазвенят детские голоса, тренькнет школьный звонок и учитель начнет урок, но пока здесь будут допрашивать его, Антона Волкова, будут допрашивать те самые люди, что исповедуют иные принципы, верят в иные идеалы и поклоняются иным вождям, сбивая со стен портреты чужих вождей автоматными очередями.

Что ж, он знает, чего от него хотят, а врагам его замыслы должны остаться неизвестными как можно дольше. Пока не стоит их дразнить, настораживать и злить. Наоборот, необходимо всячески успокоить немцев, погасить возникающие подозрения, польстить, выказать покорность. Уходить отсюда ни с чем ему нельзя…

Отбросив в сторону паспорт, обер-лейтенант закурил и начал качаться на стуле, с любопытством рассматривая задержанного. Судя по возрасту, он может быть переодетым окруженцем из разбитой русской части. На рядового не похож — слишком длинные волосы, они не могли успеть отрасти, а русские офицеры не носят таких причесок, как у этого… черт бы его побрал, разве можно запомнить варварские имена и фамилии, да еще с неизвестно зачем приляпанными к ним именами отцов. Опять же, у русских офицеров не бывает паспортов.

Сумел добыть и подделать, переклеив фото? Сомнительно — где ему в сумятице вообще добыть свое фото в штатском? Хорошо, пусть даже оно у него было, пусть оказалось случайно, но печать на фотографии, поставленная при выдаче документа, не нарушена. Когда и где русский офицер мог переклеивать фото, подделывать паспорт?.. Нет, тут дело в другом, но в чем?

Задержанный сидел на стуле спокойно, только нервно мял пальцы одной руки в ладони другой. Вполне естественная реакция — не может же он совсем не волноваться. Вон и нога чуть заметно дрожит от тщательно скрываемого нервного напряжения. Ждет вопросов? Ждет, что с ним сейчас будут делать, и мучается неизвестностью? Прекрасно, пусть еще немного помучается — напряженное ожидание неизвестного исхода всегда полезно.

Стряхивая пепел сигареты прямо на пол, обер-лейтенант продолжал рассматривать сидевшего по другую сторону стола Волкова.

Непримечательный какой-то мужчина, на вид — лет тридцати, но можно дать больше, а можно и меньше. Если судить по морщинкам около глаз, то он старше, а если по хорошей коже лица — что видно даже под темной клочковатой щетиной — он моложе. Чуть выше среднего роста, достаточно пропорционально сложен, но весь какой-то жеваный, мятый, жалкий — испуганно-заискивающие глаза, кривая улыбочка, стоптанные грязные полуботинки, скрученный, как веревка, галстук на несвежей сорочке.

— Фамилия, имя, год и место рождения, — процедил офицер, цепко глядя Антону в глаза.

Тот взгляда не отвел и никак не реагировал на вопрос, пока его не повторил переводчик.

— Я? — привстал Волков, отметив про себя, что переводчик у немцев хороший, но говорит каким-то тихим, тусклым голосом, словно шелестит над ухом чужой шепот, растолковывая смысл непонятных слов.

— Сидеть! — повысил голос переводчик, и Антон послушно опустился на стул. — Отвечайте!

— Буров, Иван Иванович, родился в тысяча девятьсот десятом году в Минске.

Переводчик все тем же тусклым голосом передал офицеру ответ на немецком. Обер-лейтенант удовлетворенно кивнул.

— Как очутились здесь? Подробно.

— В отпуск поехал, — выслушав перевод, начал Антон.

— У Советов отменены отпуска, — бесстрастно отметил переводчик на русском и немецком. Офицер снова кивнул и осклабился.

— Это у военных и на заводах отменили, а я бухгалтером в артели инвалидов работал, — прижал руки к груди Волков, преданно глядя на обер-лейтенанта. — У нас ничего военного не делали, у нас сумки дамские делали, клеенчатые, на базар ходить. Кто же знал, что война будет? А у жены родня, хотели навестить, а тут разбомбило…

— Стоп! — поднял руку обер-лейтенант, прерывая задержанного. — Вы инвалид? Отвечать!

— Да, — опустил голову капитан, — туберкулез… Костный, — быстро добавил он, — это не заразно, ей-богу, не заразно!

— Вы верующий? — усмехнулся офицер.

— Верующий и крещеный, — в подтверждение своих слов Волков вытянул за гайтан из-за ворота рубахи нательный крестик.

— Хорошо, хорошо, — отмахнулся обер-лейтенант, брезгливо покосившись на грязный ворот сорочки задержанного. — Как вы оказались в лесу, там, где нет дорог? Об этом нам сообщили местные жители, а они не могут ошибаться. Отвечать!